Вторая нужность для Кузнеца — ясак. И не 30 соболей, а хотя бы 300. Если с Зеи Кузнецу давать приличный выход, то он оставит этот край в покое и на многое закроет глаза. Значит… Значит, придется как-то уламывать Галингу и прочих на выплату дани рухлядью. Получается, и их тоже чем-то надо заинтересовать.

Каждая задача порождала только новые задачи. Пока ватажники вокруг весело догуливали вечер, Дурной сидел и мрачнел вместе с темнеющим небом.

Он ведь прекрасно понимал, что на все эти чудесные игры в стратегию ему отпущен ограниченный и весьма конкретный срок. Почти ровно четыре года. Летом 1658 года нингутский воевода Шархуда перейдет в наступление, выйдет на Амур и в первом же сражении, имея подавляющее превосходство в кораблях, пушках и людской силе, наголову разгромит русских. Кузнец, видимо, погибнет в бою. Из всех больших людей уцелеет, кажется, только гнида Артюха Петриловский.

— Четыре года… Четыре года… — несколько раз под нос проговорил Санька и машинально напел. — Это много или мало…

Вообще, он в этом мире уже почти два года. И каковы результаты?

«Атаманом вот стал!» — невесело усмехнулся он сам себе. Хотя, перемены есть — острожек Темноводный. Первые пашни. Этого в реальной истории не было.

«Или было? — ужаснулся он. — Был какой-то непутевый толмач Дурной, которого даже в отписках не упомянули. Что-то пытался созидать… Но всё равно в 58-м Шархуда придет на Черную Реку и уничтожит и флот Кузнеца и его, Дурнова, начинания…».

Можно ли вообще что-то изменить в уже давно случившемся? Санька вдруг почувствовал, что голова его от всех этих мыслей начала трещать и раскалываться. Он вскочил и побежал прочь от жаркого костра. Вечерняя прохлада раннего лета остудила лицо, и стало немного полегче.

— Да какая разница! — бросил он злобно в темноту. — Получится. Не получится. Всё равно ведь буду пытаться.

С этими мыслями он и ушел в башню, чтобы зарыться в пахучую постель из шкур. Уснул непривычно рано даже для этого времени. А когда проснулся…

Когда проснулся, стало уже не до сложных теоретических мыслей.

Война началась.

Глава 51

Конечно, не прямо с утра началась война. Сначала перед свежими стенами Темноводного загарцевали всадники, неприятно удивленные возникшим препятствием. Злобно выругались не по-русски. А затем, самый здоровый из них подъехал к узким тяжелым воротам и заорал во всю глотку:

— Лоча, вставай! Воевать пора!

Казаки поднялись, некоторые признали смешной русский язык Делгоро. Дурной с Козьмой пошли отворять ворота. И едва оттащили первую створку, как легкая фигурка ринулась в проем и буквально врезалась в Саньку.

Чакилган.

Вот прямо так, при всех. Дурной на миг растерялся, а потом сжал девушку в объятьях, зарывшись лицом в ее густые черные волосы.

…В общем, в обещанный поход на коварных дуланов казаки собирались очень долго. Посмеиваясь и похихикивая, чинили ремни и прочую справу, латали парус на дощанике. Потом решили переждать непогоду… Потом Старик заявил, что вообще день для новых начинаний неблагоприятный. И все эти дни Санька с Чакилган проводили вместе, забыв обо всех вокруг. Поскольку на острожке уединиться было практически негде, то влюбленный атаман водил ее на «экскурсии» по окрестным красотам. Вообще, он приметил, что местные не особо сильны в ухаживаниях. Поэтому Санька рвал все встречные первые цветы и осыпал ими девушку, заваливал ее комплиментами, насколько позволяли его знания даурского. У Чакилган румянец пробивался даже сквозь ее смуглую кожу.

Обнаружив очередную уютную полянку, они оба принимались валяться на свежей сочной траве, дурковать… Беглец из будущего изо всех сил старался обогатить свою ненаглядную личным опытом целования. Чакилган удивлялась, но перенимала его старательно.

— К отцу приходили еще два жениха, — лукаво «обрадовала» она Саньку. — В жены меня зовут.

— И что они, хороши? — плохо скрывая недовольство, спросил Известь.

— Да уж, неплохи, — хихикнула девушка. — По крайней мере, у них, — она провела нежно пальцем по профилю санькиного шнобеля. — Не торчат наружу огромные носы. А еще, — она медленно огладила его брови. — Еще у них аккуратные и совсем не выпученные глаза. И лица их не так обросли волосами.

Здесь она уже всей ладошкой погладила возлюбленного по щеке. Санька млел от ее прикосновений; он уже не в силах был подпитывать ростки клокочущей ревности, когда чувствовал ее пальцы на своем лице.

— Как же тебе не повезло, что ты с таким страшным уродом связалась, — хмыкнул парень.

— Повезло, — почти прошептала Чакилган, склонившись к самому уху своего лоча. — Сашко хороший..

Мурашки начали носиться по телу Саньки туда и обратно, в груди колотилось и ревело!

— Пектораль это чертова! — ругнулся он полусерьезно. — Я жениться на тебе хочу! Уже вчера! А отец твой эти сказочные задания устраивает. Вот вдруг Суиткен его все-таки найдет? Он же внук богатого вождя.

— Про Суиткена забудь, — улыбнулась Чакилган. — Род Жинкэр ушел. Старый Балдачи приказал подчиниться воле богдыхана. Многие ушли, как лед сошел. Не только жинкэр. Уходят многие верные Балдачи дауры: дэдул, говол и прочие.

Санька аж приподнялся на локтях. Вот это новость! Получается, опустело всё левобережье Зеи. Лучшие земли в этих краях. Так уж устроено, что к западу от реки вся земля в холмах, много лесов, а на восток — лежит ровная, как стол, равнина с редкими перелесками и обилием малых речек. Идеально и для земледелия, и для скотоводства. И вся эта земля пустеет. Прямо сейчас.

— Ты словно не рад, — нахмурилась Чакилган, пристально вглядываясь в своего избранника.

— Да чему тут радоваться, — ответил Дурной своим мыслям; увидел, как зашло солнце на лице его любимой, и быстро опомнился. — Нечестно же получается: такую красавицу надо в справедливой борьбе побеждать.

Чакилган шутливо стукнула его кулаком в плечо, и они снова повалились на траву…

Но сколько не оттягивай момент отъезда, бесконечно это делать всё равно невозможно. Пришла пора выступать на север. Темноводный острог выставил 25 бойцов с 12-ю пищалями. Всех воинов смогли одоспешить в куяки или кольчуги, которые тут панцирями назывались. Шлемов на всех не хватило, но оставшиеся оделись в плотные кожаные шапки. Идти на север решили на дощанике, чтобы не волочь на себе воинский груз. Дощаник — это иобоз, и крепость, на которую внезапно не нападешь. Только Митька Тютя заявил,