Шрифт:
Закладка:
Разворачиваюсь и утыкаюсь ей в колени, как в детстве. А она как в детстве гладит меня по голове.
— У меня тоже нет и не будет родителей, — говорю, и даже голос не дрожит. — Ты одна осталась.
— Не жалей за этой девочкой, Никитка, — ее шепот похож на шелест ветра, — не надо. Она не может быть другой, раз у нее такая мать. Они все тебя предали, все... Ничего, ты сильный, ты все выдержишь. Нужно просто перевернуть эту страницу и закрыть книгу.
Не буду. Не буду жалеть. И видеть не буду. Не хочу.
Все. Все. Все.
Перевернул.
И закрыл.
Не сердитесь, что редко проды((( Очень сложные главы, их надо вытянуть эмоционально. Хотела одна написать лёгкую историю о первой детской любви. Опять всё через одно место) Не хочется запороть финал, уже недолго осталось.
Глава 32.1
Маша
— Маш, прости меня, Машка, — Каменский прижимает мою ладонь к губам. Это так шокирует, что я не сразу ее отнимаю. — Это я во всем виноват.
— Перестань, Макс, при чем здесь ты? Разве ты притащил в лицей гранату?
Все-таки отбираю ладонь, но он снова хватает и просто держит обеими руками.
— Это я провел Грачева. Я попросил, чтобы его пропустили. Если бы я знал, если бы я только знал...
У меня сухо во рту, но я стесняюсь попросить Макса подать мне воду. Я все еще с повязкой на глазах, и мне не хочется выглядеть беспомощной. Облизываю губы.
— Макс, успокойся, конечно ты не знал. И не мог знать. Он использовал тебя.
— Я виноват, Машка, ты просто не понимаешь...
Понимаю. Я все понимаю. Каменский винит себя в том, что упустил приятеля. Что позволил Грачеву скатиться в депрессию после того, как его вышвырнули из спорта. И теперь считает виноватым в его смерти.
Сергей Грачев получил травмы несовместимые с жизнью. Так было написано в сводке, которую зачитала мне мама. И мне его жаль, как и Макса.
Но наверное я законченная эгоистка, потому что намного больше мне жалко себя и Никиту. Кажется, этот взрыв разорвал все, что связывало нас с Топольским. Разрушил все, что у меня было. И теперь меня мучит вопрос — а было что рушить и разрывать?
Связывало ли нас с ним вообще что-то, или это было наваждение?
Когда ко мне разрешили пускать посетителей, первым пришел Каменский. Я понимала, что это не Никита, и все равно когда открылась дверь, сердце подпрыгнуло.
Макс стал приходить часто, сам или с Севкой. Сева мне рассказал, что Волынские были в полном шоке, когда узнали про Игру. Широкой огласки удалось избежать, но внутреннее расследование проводилось жестко с привлечением государственных силовых структур и прокураторы.
Учредителей Игры вычислили быстро, и когда Севка с Максом назвали главного организатора, шок был у меня.
— Это Милена. У нее папа прокурор, потому она и чувствовала безнаказанность. Это была полностью ее идея, остальные учредители давно выпустились из лицея, их всех арестовали. Там такие бабки крутились, Маш, ты представить себе не можешь.
— А Милку? Ее тоже арестовали?
— Нет, всю вину взял на себя ее напарник. Он заместитель отца Милены, их обоих сняли с должности, его и папу-прокурора. С этим парнем Милена еще раньше снюхалась, он самым первым учредителем стал. Сама бы она конечно не смогла бы такое провернуть. Потому я и не мог их хакернуть, там очень серьезная защита стояла.
Я не стала уточнять, что Севка вкладывал в понятие «снюхалась». Сама догадалась, а мама потом рассказала, что к Милкиному отцу прислали замом одного из сыновей их общих знакомых. Этот парень Милену знал, они сблизились.
— О том, что Милка была не только с Топольским, знали все. Она все время с кем-то встречалась, — добавил Севка.
— Почему она тогда так меня ненавидела, Сев?
— Не знаю, — пожал плечами друг, — возможно, не могла простить, что Ник бросил ее ради тебя.
А теперь Никита бросил меня ради... кого? У меня нет ответа на этот вопрос.
— Маша, я тебя люблю, — выпаливает Макс, снова прижимаясь губами к руке, и я в страхе ее выдергиваю.
— Нет, не надо, Макс, пожалуйста. Ты мой друг. Останься моим другом.
— Но я не хочу. Я люблю тебя. Если бы ты знала, как я ревновал тебя к Топольскому! Я его убить был готов. Теперь, когда Топольский отвалил, у меня есть шанс.
— Он... Он сам тебе сказал? — преодолеваю мучительную смущенность. Мои щеки наверное сейчас пылают ярко-ярко. — Что отвалил...
— Его мать документы забрала из лицея. Они в Лондон уезжают, Ник дистанционно доучиваться будет. Летом только приедет, внешнее тестирование сдаст и обратно...
Я прошу Макса уйти. Он уходит, а моя черная повязка опять промокает насквозь.
Никита не придет. Он не хочет прощать мне обман, об этом мне рассказал Шведов.
— Чертов сопливый чистоплюй, — выругался он сердито. — Так и чесались руки надавать ему подзатыльников.
Мама была более осторожна в выражениях.
— Ты не сердись на Никиту, доченька, — сказала она, — он не столько на тебя злится, сколько на отца. И на меня. Понимаешь, я теперь в глазах Никиты не просто коварная разлучница, а еще и охотница за состоянием Топольских.
— Но это же не так, мама! Разве тебе нужны их деньги?
— Нет, конечно. Я просила Андрея не спешить, наладить отношения с сыном, подождать, пока все уляжется. Но он уперся и ждать не хочет. Хочет скорее развестись. Они с отцом договорились, чтобы бизнес Топольских-Ермоловых не пострадал, Андрей откажется от наследства в пользу Никиты.
Я знаю с мамины слов, сколько проблем сейчас у старшего Топольского. Его лишили депутатского мандата, раздули скандал в прессе в связи с тем старым делом, а жена задалась целью разорить его при разводе.
Еще от мамы я узнала, что жена Топольского оказалась той