– Офицер Колин Санжей погиб при исполнении служебного долга. Его постигло проклятие тяжести души, – после того как проекция исчезла, заговорил Торон, и тон его на этот раз был скорее удивленным, нежели обвиняющим. Я же лишь подивилась, насколько глубоко копал гончий, собирая сведения о Йоране и его окружении. Помнить такие детали… – И наш штатный некромант, помогая нам в выяснении деталей смерти, с абсолютной уверенностью заявил, что дух погибшего находится столь глубоко, что добраться до него ни одному магу смерти не по силам.

– Однако, в отличие от человеческих воспоминаний, артефакты Урорхо непогрешимы. Иначе гончие не использовали бы их при допросах нежити, – Дьяр произнес это вроде бы негромко, но услышали и судья, и гончий, и, кажется, даже задние ряды.

Двенадцать камней, висевших в воздухе, при этих словах опали в подставленную судьей ладонь. Служитель Фемиды, не обращая внимания на полетевшие среди зрителей шепотки, прикрыл глаза. И у меня создалось ощущение, что он вслушивается в камни, разговаривает с ними.

– Подтверждаю верность записи, – наконец изрек он.

На этих словах зал буквально взорвался. А я внимательно смотрела на реакцию и франта, и красавицы, и седого скромняги. На досаду, неверие, холод сдержанного удивления, словно недооценил противника, сквозившие в их глазах.

– А что вы, подсудимый, скажете насчет письма? – провозгласил судья, обращаясь уже к Йорану. И при первых звуках его речи весь гомон в зрительских рядах стих, словно накрытый колпаком огонь.

– Об этом лучше всего поведает мастер Тейман Безымянный, – вставая, ответил Йоран.

По взметнувшейся вверх брови судьи я поняла: имя мага иллюзий ему знакомо. А вот появление того на процессе стало неожиданностью. Впрочем, если этот чародей был настолько хорош, что его работу не смогли распознать лучшие специалисты среди гончих… значит, он действительно великий маг. Легенда. А великих нужно знать если не в лицо (что с иллюзорниками проблематично), то по имени уж точно.

Я с радостью уступила свое место свидетеля Тейману Безымянному, который на этот раз был под личиной… того самого франта с неприязненным взглядом. Видимо, иллюзорник в душе желал Дьяру, связавшему его клятвой, сдохнуть. Но как хорошо, что желания не всегда совпадают с возможностями.

Вынужденный говорить правду, Безымянный сознался в подлоге. Вот только по тому, какие на него бросали взгляды гончие, я могла поспорить на косу Хель, что его попытаются взять на выходе из зала суда. Ибо ну грех же разбрасываться законникам столь ценными кадрами, которые сами оказались почти в их руках.

Но только что-то мне подсказывало: гончим будет ой как непросто догнать и предложить мастеру иллюзий сотрудничество с дознавательским отделом…

Судья же, выслушав показания чародея, еще раз взвесил на руках кристаллы, глянул на Безымянного, потом на меня, затем на Эрвина. Мое сердце пустилось в галоп, застучало все чаще и тревожнее, а кровь, прилившая к голове, казалось, вот-вот пойдет из ушей, если в звенящей, натянутой как струна тишине не прозвучит хотя бы одного слова.

– Властью, данной мне небом, силой дара и императором, – начал судья, – я провозглашаю: Дьярвир Йоран, легендарный боевой маг, что огнем и мечом расчистил обширные восточные земли Трейгора от нечисти, Темный властелин восточных и южных земель, признан невиновным. Эрвину Торону, старшему офицеру департамента правопорядка его императорского величества, поручаю разобраться в деле наветов и клеветы в адрес Дьярвира Йорана.

Я взглянула на Эрвина, ожидая увидеть на его лице ярость: дело, которое он вел, развалилось карточным домиком. Но… сумеречный выглядел так, словно победил. Будто только что ему развязали руки. И по спине прошел холодок: кажется, это был не конец игры, а лишь первая партия.