За штурвалом был он сам, Анжела сидела позади. У нее аж дух захватило, когда она увидела раскинувшийся под ними пейзаж. Заснеженные горы, бесконечное плоскогорье, темно-сизое небо и лучи закатывающего солнца.

Внезапно Анжела ощутила: такой счастливой, как в эти минуты, она никогда в жизни еще не была. Дело было и в природе, и в том, что фотографии, как она была уверена, выходили сенсационные.

И в том, что перед ней сидел человек, к которому она… Ну да, пожалуй, испытывала нечто большее, чем просто дружеские чувства.

Она Стивена любила?

Они пошли на последний круг, и вдруг что-то хрюкнуло, а потом один из пропеллеров вдруг заглох.

И из-под крыла повалил черный едкий дым.

Стивен крикнул (что было вообще-то не в его правилах, но иначе в кабине услышать друг друга было просто невозможно):

– Небольшая техническая неполадка, но я сумею посадить, не беспокойся!

Она, что странно, и не беспокоилась, уверенная, что он справится.

Тем более что земля была уже недалеко.

Тут вдруг заглох и второй пропеллер, и из-под него тоже пошел дым.

И вот тогда ей сделалось страшно. Ведь отец Стивена погиб вот так, летая на самолете, неужели и сын…

Стивен посадил самолет, у которого отказали оба двигателя – и хоть при приземлении в пустыни их знатно тряхануло, ничего фатального не слу- чилось.

Помогая Анжеле выбраться из кабины, Стивен сказал:

– Мы от ранчо примерно в сорока милях. Федеральное шоссе – вон там.

Последние лучи заходящего солнца сверкнули над горными пиками.

Анжела внезапно подошла к Стивену и, положив ему руки на плечи, поцеловала в губы.

– А давай мы никуда не пойдем и переночуем здесь?

И она указала на кабину самолета.

Именно там они впервые и занялись любовью, а потом, уже утром, после возвращения, продолжили это восхитительное занятие в спальне ранчо.

Впрочем, не только в спальне.

Так и начались их отношения, выходившие за рамки отношений учителя и ученицы.

Год шестой был полон планов, проектов и перспектив. Стивен предложил ей выйти за него замуж, но Анжела отказалась. Кажется, он расстроился, однако не стал настаивать – а ее устраивало все как есть. Анжела же не хотела, чтобы все воспринимали ее как жену Стивена МакКроя. Впрочем, так ее воспринимали как его подругу – разве это было лучше? Наверное, да. Анджела взяла себе псевдоним: была Анжела Иванова, а стала Анжела Джонс. Ну да, как ей, рабыне с плантации хлопка в штате Алабама, когда-то и предсказывали – в той далекой, давней, прошлой жизни. Мама Нина навестила ее, и они провели упоительную неделю вместе сначала в Нью-Йорке, а потом в Лос-Анджелесе. «Сестренка» Нинка вышла замуж и развелась, Ванька заканчивал юридический и забрасывал ее сообщениями по электронной почте, писал, что он скучает по ней и готов в любой момент стать ее личным ассистентом. Но пока что она сама была ассистентом Стивена, и собственный ассистент ей не требовался. Круг ее клиентов расширялся, ее фотографии получили сразу несколько престижных премий, однако среди «Фото года» снова не смогли занять первые позиции.

Стивена пригласили в Британию, дабы сделать фотографию членов королевского семейства.

Анжела не отказала себе в удовольствии отправиться вместе с ним, хотя у нее были свои заказы – и она поняла, что, в сущности, из разряда ассистентов она сама постепенно переходила в разряд…

Мэтров? Ну, тогда уж мэтресс!

Может, ей в самом деле требовался уже собственный ассистент, и она могла вызывать к себе Ваньку? Но ведь ему надлежало стать солидным адвокатом, открыть свой кабинет и защищать клиентов.

Так же, как и ей, по мнению некоторых, следовало вышагивать по подиуму и нести на своих плечах (или иных частях тела) чужие дизайнерские разработки.

Но она хотела совершенно иного – как, наверное, и Ванька.

Однако понравится ли это маме Нине и тем более папе Вите, который платил за учебу сына на престижном факультете столичного вуза?

Обо всем этом она думала, оказавшись в Виндзорском замке, где и надлежало сделать актуальные фотографии августейшего семейства.

До этого всех его членов Анжела, как и прочие смертные, видела по телевизору. А теперь, кажется, ей предстояло узреть их воочию.

Королева была намного ниже, чем предполагала Анжела, и, как и сам Стивен, по большей части, поджав губы, молчала – в немногословности они не уступали друг другу.

Поправляя мантию, ниспадающую с трона (ее величество надлежало увековечить как с диадемой и в мантии, так и в обычном платье), Анжела заметила, что туфли королевы без каблуков.

Поймав ее взгляд, королева произнесла:

– На каблуках ноги устают через час. Запомните, моя дорогая, истинное оружие королевы, это вовсе не это…

Она указала на свою сказочную бриллиантовую диадему.

– И не это…

Она постучала по трону.

– И даже не это…

Королева посмотрела в сторону своей сумочки, лежавшей на кресле в углу салона, где происходила фотосессия.

– А вот это!

И она приподняла королевскую ножку в добротной, классического пошива, туфле без каблуков.

Сын королевы, наследник престола, бывший муж той самой «принцессы сердец», так трагически погибшей, наоборот, тарахтел без умолку, проявляя ко всему интерес и явно желая всем понравиться.

Муж королевы, герцог в блистательной форме адмирала, шлепнул Анжелу по коленке, но та сделала вид, что не заметила этого, хотя другим клиентам такого поведения не спустила бы.

– Милая моя, вы или ваши предки из Африки? – спросил герцог, известный своим эпатажным поведением.

Сладко улыбнувшись, Анжела ответила:

– Мы и наши предки все из Африки, ваше королевское высочество, если верить ученым, специализирующимся на эволюции человека. И ваши предки, ваше королевское высочество, получается, тоже. Я же родилась в Москве.

Единственная дочка ее величества, как две капли похожая на мать, только помоложе, постоянно вещала о своей заболевшей любимой кобыле и все рвалась навестить ее – эта забота о четырехкопытном любимце Анжеле очень импонировала.

Были и несчитаные принцы, дети наследника престола и погибшей столь трагически «принцессы сердец», причем у старшего, еще подростка, как поняла Анжела, в будущем явно наклевывались проблемы с волосами.

Более всех запомнился ей шумный и краснолицый второй сын королевы, которого все звали дядя Кларенс (в ранге герцога), который, во‑первых, опоздал, во‑вторых, распространял явное алкогольное амбре, в‑третьих, заставил всю августейшую семью, собравшуюся для общего снимка, снова ждать, громогласно заявив, что ему «нужно пи-пи», в‑четвертых, перевернул один из софитов, в‑пятых, рассказал непристойный туповатый анекдот, над которым никто, кроме него самого, не засмеялся, в‑шестых, нежно поцеловал в щечку свою матушку и, в‑седьмых, нагло шлепнул пониже спины Анжелу, причем практически у всех на глазах.