Извини, мой друг, за мою мелочность, но я ничего не могу понять в этом желании, в этом безумии, в этом высшем здравом смысле.

На стороне Айседоры Дункан Высшие Силы — значительнее, чем сама жизнь…»33

Как-то в Виареджио Айседора вдруг захотела станцевать для Дузе адажио из «Патетической» Бетховена. Впервые она танцевала после катастрофы, и в благодарность старшая подруга обняла ее:

«Айседора, что ты здесь делаешь? Ты должна вернуться в свое искусство. В этом твое единственное спасение».

Когда Элеонора на зиму покинула Виареджио, Айседора переехала в итальянскую столицу. «Я провела Рождество в Риме. Оно было грустным, но я сказала себе: ничего, ведь я не в могиле и не в сумасшедшем доме — я здесь»34.

Ее аккомпаниатор, преданный Хене Скин, приехал в Рим вместе с ней, а еще один ее друг, поэт Габриэле д'Аннунцио, часто навещал ее или оставлял ей в отеле коротенькие записки, чтобы она не чувствовала себя одинокой.

«Рим — прекрасный город для страдающей души. Больше всего мне нравится бродить по Аппиевой дороге рано утром между длинными рядами телег с вином, приехавшими из Фраскати, со спящими в них возницами, похожими на уставших фавнов, которые притулились к винным бочонкам. Тогда мне кажется, что времени не существует. А я — призрак, бродящий по Аппиевой дороге тысячи лет, а надо мной простираются необозримые пространства Кампаньи и рафаэлевский небосвод»35.

От Италии и от печали ее отвлекла телеграмма Зингера, умолявшего ее вернуться в Париж и к своему искусству. Он снял для нее номер в «Крийоне». Приехав туда, она рассказала ему обо всем, что случилось после того, как он покинул ее, — о жизни среди беженцев, о ее путешествиях и ее отчаянье. Она рассказала и об эпизоде в Виареджио, и о ребенке, которого она ждала. После некоторой паузы Зингер сказал ей, что купил отель в Бельвю с садами и террасой с видом на Париж. Он отдавал ей этот отель под школу. Не смогла бы она отложить в сторону все свои личные переживания и хотя бы на время заняться только своей работой? Она ответила согласием36.

Вскоре здание переоборудовали, отобрали пятьдесят самых талантливых претенденток, а из первой школы Айседоры приехали шесть старших девочек, чтобы помочь ей в обучении. Со стороны Элизабет было весьма благородно отпустить этих девочек, ведь они были лучшими ученицами ее школы, но старшая сестра великодушно сказала: «Здесь они обучились всему, чему могли. Если же они действительно хотят стать актрисами, они должны уехать к Айседоре»37. Теперь Айседора вся ушла в преподавание, и через короткое время ее ученицы достигли таких успехов, что школа стала местом, где художники и скульпторы черпали вдохновение в живости и грациозности молодых танцовщиц38.

В Бельвю также бывали друзья Айседоры: Муне-Сюлли, Сесиль Сорель, д'Аннунцио, Дузе и Эллен Терри.

Сад Айседоры располагался рядом с садом стареющего Родена. «Часто здесь в сумерках эти два необыкновенных и вызывающих восхищение человека гуляли одни, без своих гостей»39. Роден давно уже восхищался Айседорой, но теперь восхищение силой ее духа переросло в благоговение перед ней. Позднее он признался Мэри Фэнтон Робертс: «Айседора Дункан — величайшая из женщин, которых я знал, и ее искусство вдохновляло мою работу гораздо больше, чем что-либо другое. Иногда я думаю, что она величайшая из женщин, которых знал мир»40.

Шло лето 1914 года, все вокруг были взбудоражены слухами о войне, но Айседора старалась не обращать на это внимания и думать лишь о своей школе и будущем ребенке. В этот период тревожного ожидания убийство Гастона Колметта41, который проявил себя как настоящий друг в тяжелые дни после смерти детей, явилось предвестником будущих несчастий. Ее ученицы уехали на летние каникулы в поместье Зингера в Девоншире. Огромные комнаты в Бельвю были пустыми и унылыми. По счастью, с Айседорой оставались Августин и Мэри Дести.

1 августа у нее начались схватки. На улице под ее окнами продавцы газет кричали о начале военной мобилизации, и под перекличку новобранцев, заглушавшую стоны Айседоры, она родила сына. Ребенок был очень маленьким и слабым. Он прожил всего несколько часов. С его смертью поток бед, от которого она пыталась спастись, захлестнул ее. Она целиком посвятила себя нуждам войны и страдающим. Даже еще до того, как смогла вставать с постели, она передала Бельвю обществу «Женщины Франции» для организации в нем армейского госпиталя. «Вскоре после этого я услышала первые тяжелые шаги санитаров, несущих носилки с ранеными»42.

Рисунок Сарторио, 1911 (коллекция Кристины Далье)

ИСХОД

1914

Когда Айседора уже могла передвигаться, она и Мэри Дести, которая присутствовала при рождении ребенка, перебрались через зону военных действий в Довиль. Здесь они сняли номера в отеле «Норманди»1, и, пока Айседора медленно набиралась сил, Мэри работала медсестрой в бывшем казино, спешно переделанном в военный госпиталь. Когда танцовщица немного оправилась, она тоже стала помогать в госпитале — выполняла различные поручения, читала раненым или писала под диктовку их письма домой2.

Тем временем Зингер, боясь, что у маленьких учениц, среди которых были немки, могут возникнуть трудности в воюющей Англии, организовал их переправку в Соединенные Штаты под присмотром Августина и его новой жены-красавицы, актрисы Маргариты Сарджент. Однако по приезде в Штаты они столкнулись с определенными трудностями. Поскольку у Дунканов не было официальных документов об опеке, детей держали на острове Эллис. «Наконец, при любезном содействии Фредерика К. Хоува, тогда только что назначенного уполномоченным по делам иммиграции, они были освобождены после уплаты пошлины в размере 500 долларов с человека»3 и смогли устроиться на новом месте, в доме «Симсон Форд» в Нью-Йорке.

Элизабет и ее школа тоже эмигрировали в Америку и были размещены в имении Тэрритоун в Нью-Йорке. В ответ на настойчивые призывы брата и сестры Айседора решила присоединиться к ним и отплыла в Нью-Йорк из Ливерпуля на пароходе «Франкония». Она отправилась в сопровождении врача из армейского госпиталя в Довиле4, с которым ее связывала близкая дружба и который сопровождал ее до этого в Англию.

Она прибыла в Нью-Йорк 24 ноября5, где была встречена Августином и Элизабет. Вскоре после приезда она сняла студию на Четвертой авеню, 311 (северо-восточный угол Двадцать третьей стрит и Четвертой