в разных его проявлениях, не давая возможности для разрядки накапливающихся внутренних противоречий. Кроме того, территориальная стабилизация «лагеря» выдвигала на повестку дня вопрос, как быть дальше: либо проводить умеренную политику и заняться экономическим соревнованием с Западом, либо решительно идти на конфронтацию с ним и, не считаясь с потерями, добиваться победы?

После того как Москве и Пекину, придерживавшихся этих столь разных подходов, не удалось прийти к общей согласованной позиции, каждый из них стал действовать самостоятельно. Раскол уменьшал шансы на победу и тех, и других, зато все острее становились взаимная критика и обвинения в ошибочности занятой позиции.

На уровне «социалистического лагеря» системный характер советско-китайского конфликта проявился еще более отчетливо. Решение Пекина идти своим путем раскалывало социалистический монолит до самого основания - на западную часть, экономически и политически тесно сплоченную вокруг СССР, и восточную, в лице Китая, занятого поисками наиболее совершенных и отвечающих местным условиям путей и методов ускоренного продвижения к коммунизму. С точки зрения системного подхода, началось раздвоение единой системы на две доминирующие подсистемы. Завершение этого процесса зависело от перехода различий их основных элементов в противоположность[286]. А все экономические, политические, социальные и другие различия двух стран в то время сосредоточивались вокруг одного центрального пункта: допущение экономических методов в организации и деятельности общества или решительный отказ от них. В Советском Союзе коммунистические отношения рассматривали как идеал, к которому следует стремиться, но пока не спешили отказываться и от экономических методов. В Китае же выступали за скорейший переход к коммунизму и, несмотря на неудачу «большого скачка», не собирались отказываться от задуманного.

Упорство Мао Цзэдуна и его сторонников нельзя понять, не учитывая того факта, что проводимый ими радикальный курс одновременно был продолжением старых китайских традиций борьбы за создание идеального общественного устройства. Из двух путей - конфуцианского и легистского - симпатии Мао были на стороне последнего, и этот выбор был объективно обусловлен. Конфуцианство, в течение многих веков господствовавшее в Китае, оказалось неспособным обеспечить государству необходимую силу и стойкость перед лицом экспансии Запада. Поэтому его авторитет и влияние в обществе к началу XX в. были основательно подорваны. В страну стали проникать республиканские, демократические и социалистические идеи. Но под тонким слоем современных идей продолжали существовать традиционные взгляды и представления. Там, где отступало конфуцианство, повышались шансы легизма. Использование его методов давало возможность в короткий срок создать сильное государство. Стремясь к осуществлению этой цели, Мао Цзэдун в 1958 г. призвал китайское руководство «сочетать при управлении государством К. Маркса и Цинь Шихуана»[287].

На уровне двусторонних советско-китайских отношений кроме проблемы периферийных территорий, о которой говорилось выше, особый интерес представляет психологический аспект конфликта. Он дает возможность глубже понять и сам конфликт, и этнопсихологию каждой из сторон, а через нее сходство и различие их культур. Но это тема для специального исследования.

А.Л.Самович[288]

Проблема военнопленных в военной истории Беларуси

Отечественная история, равно как и мировая история вообще, была, к сожалению, во многом историей войн. Закономерно, что независимо от исхода тех или иных военных кампаний на территории Беларуси периодически оказывалось определенное количество иностранных военнопленных. При этом их число увеличивалось по мере того, как вооруженные конфликты приобретали все более значительные масштабы. Достаточно сказать, что если в 1807-1808 гг. после сражений под Прейсиш-Эйлау и Фридландом в Минском военном госпитале на излечении от ран находилось несколько сот французских военнопленных, то уже после русско-турецкой войны 1828-1829 гг. число размещенных в Минской губернии турецких военнопленных достигло 2 тысяч.

Значительные контингенты австро-венгерских и германских войск были захвачены в плен и содержались на территории Беларуси в годы Первой мировой войны. В частности, только в боях в районе оз. Нарочь (с 18 марта по 1 апреля 1916 г.) количество взятых в плен немцев составило около 1200 человек [1, с. 150]. В феврале 1917 г. распоряжением военных властей на работы в пределах одной только Минской губернии было привлечено уже 4565 австрийских и германских военнопленных. Но все «рекорды» по числу вражеских солдат и офицеров оказавшихся в положении военнопленных побила Вторая мировая война. Так, при ликвидации советскими войсками в 1944 г. витебской группировки противника было захвачено в плен более 19 тыс. человек, бобруйской - свыше 20 тыс.. при ликвидации немецких войск восточнее Минска в плену оказалось 57 тыс. немцев.

Несмотря на значительное количество опубликованной литературы по истории войн и вооруженных конфликтов, проблема военного плена отражена в ней фрагментарно. К сожалению, многие важные документы о пребывании иностранных военнопленных на белорусской земле, безвозвратно утрачены. Например, не сохранились материалы Витебской и Могилевской казенных палат, содержавшие отчетность о расходовании значительных сумм на содержание и репатриацию военнопленных в период и после Французско-русской войны 1812 г., Русско-турецких (1829-1830 гг. и 1877-1878 гг.) войн, Первой мировой войны 1914-1918 гг. Восполнить этот пробел в какой-то степени позволяют документы с итоговыми данными сохранившиеся в фондах Российского государственного исторического архива (РГИА) в Санкт-Петербурге и Российского государственного военно-исторического архива (РГВИА) в Москве.

Большой массив еще не тронутой, не введенной в научный оборот информации имеется в зарубежных и ведомственных архивах. Многие коллекции документов так и не стали достоянием отечественной науки. Между тем, учитывая важность вопросов правового положения, содержания, трудового использования и репатриации иностранных военнопленных, мы должны видеть проблему объективно точно. Особенно, когда, пользуясь куда более широким, чем в советское время, доступом к архивным источникам, мы имеем возможность еще полнее осветить многие (политические, правовые, экономические, социальные и др.) аспекты проблемы, обнаружить совершенно новые факты и с их учетом рассмотреть уже устоявшиеся положения под иным углом зрения.

К вопросам, которые представляются нам наиболее важными и интересными в пределах рассматриваемой темы, следует, на наш взгляд, отнести: попытки изменить правовые основы положения военнопленных; условия жизни в плену, закономерности их изменений как на различных этапах той или иной войны, так и в послевоенные годы; вербовка агентуры, подготовка разного рода функционеров из числа военнопленных; судебные процессы над военнопленными.

Исследуя проблему, нельзя обойти вниманием вопрос об обстоятельствах и условиях пленения солдат и офицеров противника, их морально-психологическое состояние на момент сдачи (захвата) в плен. И в этой связи небезынтересно рассмотреть сюжет, только недавно начавший получать отражение в публикациях, а именно - эффективность пропаганды плена, как средства информационно-психологического воздействия на противника [2]. Насколько многообразной, изобретательной по форме и результативной была пропаганда плена в годы Великой Отечественной войны мы можем видеть на примерах организованной капитуляции немецких войск. Так,