эвфемизме для обозначения смерти, но мне никогда не приходило в голову, что за этим юмором может скрываться что-то реальное. Неужели меня только что поймали на вольностях с любовником Таэны?

Затем я услышала шум шагов, шуршание ткани, свист металла, рассекающего воздух.

Что? Нет!

Жизнь, потраченная на то, чтобы пережить грубые и резкие «уроки» Ксалторат, сделала некоторые инстинкты необратимыми.

Я успела откатиться в сторону за мгновение до того, когда меч Таэны вонзился в землю там, где я только что была.

– Мать, нет! – закричал ванэ из Манола.

– Значит, не любовник, – сказала я, перекатываясь на бок.

Сын было не намного лучше.

Она держала по клинку в каждой руке и двигала ими с невероятной скоростью.

Она приближалась неуклонно, неумолимо – подобно тигру, идущему, медленно и уверенно, к добыче, слишком тяжело раненной, чтобы убежать. И хотя она не бежала, она мгновенно приблизилась ко мне, появившись рядом в мгновение ока, хотя, казалось, шла не спеша и не торопясь.

– Пожалуйста! Остановись! – закричала я, пытаясь увернуться. Щит задрожал от мощного удара мечом. – Я тебе не враг!

Моя рука онемела от удара.

– Нет? – Таэна шагнула ко мне: – Тогда почему Ксалторат пощадила тебя? Почему она выбрала тебя, дав возможность выжить в Адском Марше кантона Лонеж?[98] По какой еще причине, кроме того, что ты поклялась ей в верности?

Протест застыл у меня в горле. Слезы навернулись на глаза.

– Я не знаю, почему она пощадила меня.

– Нет, знаешь. – Она вновь замахнулась.

Я увидела, что ее сын отодвинулся в сторону, и поднырнула под ее замах. А она неглубоко полоснула мне по бедру, прорезав броню насквозь.

Моя сила здесь не шла мне на пользу. Моя способность отбить оружие врага или даже сломать его ничего не значила против бога. И эта полнейшая бесполезность проявлялась в каждом замахе, каждом увертывании, каждом близком или не очень близком промахе. Новые и новые разрезы пересекали мою броню, подобно бритвенным следам, оставленным врагом, которому не нужно было торопиться с неизбежным исходом.

Я не нанесла ей ни одного удара.

Я не подходила близко.

Я отбросила меч и щит и вновь опустилась на колени.

Я почувствовала, как холодный металл прикоснулся к моей шее и два лезвия остановились у самой кожи.

– Я не знаю почему, – повторила я. – Она спросила меня, хочу ли я ее защиты. Она не была похожа на демона. Она выглядела как красивая женщина. Поэтому я согласилась. Но я никогда не подчинялась ей. Однажды она… – Я не решилась сглотнуть, все время ощущая на себе пристальный взгляд Таэны, понимая, что единственное движение способно положить конец моему существованию. – Однажды она потребовала от моей матери – моей настоящей матери… заключить с ней сделку, чтобы защитить меня. Я не верила ей тогда и не верю сейчас: Ксалторат любит лгать.

– Да. Да, любит. Посмотри на меня. – Она приподняла мой подбородок лезвиями.

Я скорее почувствовала ее голос костями, чем услышала ее. И не выполнить приказ я не посмела.

Я подняла глаза. Наши взгляды встретились.

Смотреть в глаза Таэны – означало смотреть в зеркало каждого прошлого греха, который я когда-либо совершала, каждой ошибки, каждой обиды. Эти глаза видели все. Каждый постыдный поступок или поступок, которого я должна была стыдиться. Эти глаза говорили: «Я видела все, что ты сделала. Ты можешь скрыть свои грехи от всех остальных, даже от тебя самой, но не от меня. От меня не скроешь никогда».

Я находила в этом своего рода утешение.

Я знаю, это звучит странно, но утешение может быть и в том, чтобы сорвать струпья с раны. Это приносит боль, да, но еще и облегчение. Наконец-то все открыто. Наконец-то я призналась в своих грехах. Наконец-то кто-то знает.

Я не видела, как она уронила мечи или убрала их, но они исчезли. Она взяла мое лицо руками, продолжая смотреть мне в глаза, изучая мои черты.

– Кто твой господин? – спросила она меня. – Кому принадлежит твое тудадже?

– Маркриву Став… – начала отвечать я.

– Нет, – поправила меня она. Я вздрогнула, когда поняла правду, заключенную в этом единственном простом слове. Возможно, я была обязана своим тудадже маркриву Ставиры, Ароту Малкоссиану. Возможно, я знала свое место, отдала ему свою преданность. Но, по правде говоря, у меня не было к нему никаких чувств с того дня, как он решил поставить амбиции своего сына выше чести моего дома. Но кто же тогда оставался? Ксун, герцог Джората? Возможно, герцог Ксун. Но я не видела этого человека много лет; трудно быть верным тому, от кого осталось только имя.

Затем я поняла очевидный ответ:

– Ты, – сказала я. – Восьмая. У тебя всегда была моя ту-дадже.

Ее осуждающий и справедливый взгляд продолжал ловить мой, но ее руки изменили свое положение, прижавшись к моим щекам. Она наклонилась и поцеловала меня в лоб, а затем отпустила меня.

– Я ошиблась на твой счет.

– Ошиблась?

Это было хорошо или плохо? Она имела в виду, что не должна была пощадить мою жизнь?

Она отвернулась, освобождая меня от своего пристального взгляда. Я чувствовала себя так, словно меня только что держали на веревочках и теперь освободили, так что я рухнула на землю, пытаясь восстановить дыхание. Я попыталась обратиться к ванэ за объяснением, но он уставился на меня так, словно видел в первый раз.

– У меня есть плохая привычка слишком рано списывать людей со счетов, считая их безнадежными, – объяснила Таэна. – Я предполагала, что, как только Ксалторат вцепится в тебя когтями, ты будешь потеряна для нас.

– Я не понимаю.

– Мать не поверила мне, – наконец вмешался ванэ из Манола, – когда я сказал ей, что ты все еще не демон.

Таэна развела руками:

– В мою защиту скажу, что это небывалый случай. Демоны или пожирают, или заражают. Демоны не проявляют милосердия.

Я вскинула голову:

– Я бы не назвала это милосердием.

На меня снова уставились эти зеркальные глаза:

– О, я понимаю почему. – Она протянула руки, то ли благословляя, то ли извиняясь. – Я ошибалась в тебе, – повторила она, – и поэтому ты не получила помощи, которая могла бы тебе послужить. Так что теперь я в долгу перед тобой. Что ты хочешь? Попроси меня об одолжении, и если в моей власти даровать его, я сделаю это.

Мое сердце билось так быстро, что я не слышала ничего, кроме стука крови в ушах. Дар Богини Смерти. Я могла бы попросить достаточно металла, чтобы восстановить мое фамильное поместье, выкупить залоги, причитающиеся маркриву Ставиры, вернуть лояльность