– Погодите чуть-чуть, – произнес он, не поднимая головы, – я только закончу мысль.

Чуть-чуть продлилось довольно долго, и Афанасий успел внимательно оглядеть комнату. В ней царили свитки и книги, высокие шкафы у стен были наполнены ими, они лежали на столе, громоздились на кресле, даже узкая лежанка была покрыта книгами.

«Вот бы преподобный Ефросин обрадовался, – подумал Афанасий. – В его сундуке не помещалась даже десятая часть этого богатства. Если раввин успел все прочитать, то, несмотря на молодость, он очень умный человек».

Наконец перо перестало скрипеть, раввин поднял глаза и посмотрел на Афанасия. Тот ожидал увидеть какой-то особенный взгляд, проницательный, глубокий и цепкий, но раввин смотрел на него совсем просто, как глядел бы разносчик на рынке или охранник с когга.

– Я вижу, ты чужеземец, – приветливо сказал раввин. – Что привело тебя ко мне?

– Да, я приехал из Великого Новгорода, – ответил Афанасий, хорошо усвоивший правило, преподанное отцом Ефросином, всегда отвечать по порядку, сначала на первый вопрос, а лишь потом на второй. – И хотел бы узнать про вашу веру.

Он ожидал удивления или отталкивания, но раввин смотрел по-прежнему просто и без напряжения.

– Думаю, – дружеским тоном произнес он, – сначала тебе стоит рассказать о себе. Тогда мне будет легче понять, чего ты ищешь.

Афанасий начал говорить, сначала с трудом подбирая слова, а затем все легче и легче. Он впервые рассказывал кому-то несложную историю своей жизни и вдруг понял, что в первую очередь внимательно слушает ее сам.

Раввин тоже оказался внимательным слушателем. Его лицо живо реагировало на все перипетии повествования, он то широко раскрывал глаза, то едва слышно причмокивал, то хмурил брови или улыбался самыми кончиками губ. Когда Афанасий закончил, он еще долго молчал, словно прислушиваясь к чему-то.

– Возможно, ты удивишься, – медленно заговорил он, когда Афанасий начал терять терпение, – но здесь, в Стамбуле, неплохо осведомлены о порядках в вашей стране. И это не праздное любопытство: знать, что творится у могущественного соседа, дело государственной важности. Великий визирь иногда приглашает меня для совета, и поэтому я немного знаю о Московии.

«Неужели у визиря не хватает опытных советчиков? – удивился про себя Афанасий. – Наверное, в этом молодом человеке скрывается недоступная простому глазу мудрость».

– Ты приехал к нам из Московии, где правят жестокие князья и грубые душой беспощадные попы. Иноверцев у вас преследуют, а инакомыслие беспощадно карают. Здесь, в Стамбуле, под властью мудрого и терпеливого султана, расцветают все религии. Зачем тебе присоединяться к вере маленького гонимого народа?

Афанасий возмущенно поднял руку. Он не говорил ничего похожего, он всего лишь рассказал о своей жизни, как могло раввину такое прийти в голову? Он возмущенно посмотрел прямо ему в глаза и осекся. А собственно, ради чего он сюда пришел? Что двигало им, если не желание прикоснуться к первоисточнику веры? А как по-другому прикоснуться, если не участвовать?

– Я, собственно, – забормотал он, – хотел только расспросить, приглядеться. Узнать, как это у вас, сравнить с нашим.

– Ты абсолютно прав, – мягко ответил раввин. – Твои учителя знали о нас понаслышке. Им казалось, будто вся правда скрыта в нашем учении. Это не так, в мире существуют и другие достойные верования. Например – ислам. Попробуй стать мусульманином, поживи спокойно в просвещенном государстве, насладись покоем и свободой. Думаю, после того, что ты перенес в своей стране, тебе их особенно не достает. А если не хочешь менять веру – оставайся православным. Здесь за это не наказывают и не преследуют. Жить, правда, будет не так удобно.

– Но вы же не меняете свою веру ради удобства?

– Мы другое дело. Ислам и христианство прорастают из нашего дерева, а корни не завидуют веткам. В Стамбуле есть замечательные медресе, попробуй поступи в одну из них, поучи несколько месяцев Коран, а там уже решишь, как быть дальше.

Афанасий задумался. Ему нравился Стамбул, нравилось, как ведут себя мусульмане. Наверное, так влияет на них ислам. Если евреи не хотят его подпускать к себе, возможно, стоит…

– Скажите, – вдруг вспомнил он, – вы слышали про Офир?

– Слышал, – нимало не удивившись, ответил раввин. – Это далекая страна, откуда корабли царя Соломона привозили золото.

– А где она находится?

– Где-то за большим морем. Но где и за каким, – раввин развел руками, – увы, не знаю. Устная традиция до меня не дошла, а письменная…

– Что письменная? – с надеждой спросил Афанасий.

– В одной из этих книг, – раввин обвел рукам стены, – написано, как добраться до страны Офир. Но за многие годы учения мне не попадалось на глаза ничего похожего.

– А вы не могли бы специально поискать?

– Жизни не хватит, – улыбнулся раввин. – В моей комнате я храню только самые важные книги, самые нужные. Если ты пройдешь в соседний зал, то увидишь еще три раза по столько. Искать в них наугад все равно что ловить руками солнечный зайчик.

– Научите меня вашему языку, – попросил Афанасий. – Я способный, я быстро освою. А потом сам возьмусь за поиски.

– Нет, – покачал головой раввин. – Иноверцам мы не показываем наши книги. В них скрыты тайны, способные вскружить голову. Ты ведь совсем недавно прибыл в Стамбул?

Афанасий кивнул.

– Поживи, осмотрись, подыши здешним воздухом. Ты еще совсем молод, а жизнь – она длинная.

Раввин высказался ясно и однозначно, и Афанасий понял, что ближе его не подпустят. Секрет страны Офир для него закрыт.

– А мусульманам известно, где находится эта страна? – спросил он раввина. Тот задумался на мгновение, а затем подтверждающе кивнул.

– Да. Не всем, конечно, но перед мудрецами медресе раскрылись многие тайны.

Выйдя на улицу, Афанасий долго стоял на пороге еврейской церкви, не зная, куда направить свои шаги. Этот молодой человек с ласковыми глазами точно одурил его. Казавшееся ясным расплылось, а туманное прояснилось. В любом случае было понятно, что он остается в Стамбуле надолго. Восемьдесят пять золотых, весьма изрядная сумма, обеспечат ему безбедное существование. Значит, надо искать кров, удобное и безопасное пристанище.

Афанасию было все равно, куда идти. Город, пока немой и неизвестный, точно неисследованная пустыня, безлико простирался во всех направлениях. Его предстояло исследовать и приручить, сделав послушным слугой. Афанасий повернул направо и решительно двинулся по улице.

Мощенная булыжником мостовая закончилась довольно быстро, а с ней точно сгинули еврейские лица в окнах домов. Косынки на головах мужчин сменили тюрбаны, все чаще стали появляться женщины, кутавшиеся в чадру. Улица то круто шла под уклон, то взлетала вверх, посреди мостовой вырастали огромные лужи зловонной воды, окруженные иссиня-черной грязью. Полосы развешанных лохмотьев чередовались с зарослями кустов, между которыми вдруг