больше всего для организма… Прежде, когда гнали человеческою силою рассол из соляных источников по желобам и поднимали бадьями в бунфы посредством насосов – солеваренная каторга была настоящая, тяжелее и мрачнее всех. Ссыльные качали насосы на высоких каланчах иногда при 30 градусах морозу… Насосы были первобытной формы, как на простых барках, однако требовали при каждом движении силы и поклона телом почти до земли. Рассол должен был пробегать по желобам беспрерывно; платье на рабочих сначала мокло от брызг, потом замерзало. Рабочий, отбыв всю свою смену, все стоя на ногах, действительно побывал на каторге. Тяжелая качалка так утомляла людей, что они часто падали на месте без памяти от крайнего истощения <…> Жар, который скопляется в том сарае, где варится соль в громадном чане или сковороде, становится во время горячих и спешных работ до того тяжелым и невыносимым, что арестанты принуждены скидывать с себя все платье и работать голыми до обильного пота. Но и при этих условиях духота и жар до того неодолимы, что каждый рабочий обязан выбегать из варницы в бревенчатую холодную пристройку, плохо мошоную и без печки, где, таким образом, ожидает мокрое и потное тело рабочего свежий, морозный, уличной температуры воздух. Многие варницы от неправильного устройства пролетов накопляли такой дым, что рабочие, для направления огня, не могли и по земле ползать. В ветреное время они задыхались, на лучший конец добивались безвременного страдания и боли глаз, до потери аппетита. Малейший порез какого-нибудь члена, при разъедающих соляных парах варницы, производил опасные жгучие раны. Присоединяя к ним неизбежную простуду, при быстрой и крайней перемене температур, мы встречаем тот положительный факт, что редкий рабочий выдерживал больше двух месяцев…» Так это каторга. Для преступников. И не мелких, а серьезных – для убийц и грабителей. А вологодские да архангельские мужики сами шли на такую работу. По 100 с лишним человек трудилось в Тотемском уезде Вологодской губернии на трех солеваренных заводах, а всего здесь на солеварнях работало до 8300 человек.

Кто не верит в эти ужасы, пусть расцарапает себе пальчик и на денек опустит его в крепкий рассол. Ну да мужику ничто – у него кожа дубленая.

Помимо работы на соляных варницах, крестьяне северных губерний добывали соль для собственного употребления, конечно, незаконно, тайно: слишком дорога была соль. Вокруг соляных варниц попросту копали пропитанную солью землю, дома растворяли ее в воде, отмученную воду сливали и выпаривали соль на сковородах. Конечно, соли получалось немного, она была грязная, в пищу людям не годилась, но для домашнего скота была вполне пригодной. А ведь корове худо-бедно горсть соли на ведро пойла сыпануть нужно. Это же за год сколько ее, покупной, сойдет, на какую копейку? А так, пусть весь в саже да копоти ходишь, а барышок небольшой в хозяйство идет.

Кузнечно-слесарное и ювелирное дело

И еще одно минеральное сырье было в ходу. Болотные железные руды. На старых болотах можно заметить, что вода между кочками покрыта как бы легкой пленкой ржавчины. Это миллионы микроорганизмов вырабатывают железо. Железа вообще в природе много, например, в яблоках. За миллионы лет на месте бывших болот, совсем неглубоко под землей, образовались залежи таких болотных руд, созданных этими микроорганизмами. Кое-где на речных перекатах куски такой руды, напоминающие бурые ошметки, можно даже найти среди обкатанных голышей. На залежах этих руд, среди лесов, дававших топливо для домниц и сыродутных горнов, на речках, дававших энергию для водяных колес, возникали маленькие заводики, плавившие эти руды. Но это был промысел уже не крестьянский, хотя и работали на добыче руд и выжиге угля и даже у самих домниц, конечно, крестьяне. Все же это заводская, а не кустарная промышленность. Но… с петровских времен этих рабочих все равно называли крестьянами: приписанных к казенным заводам – приписными, а купленных к частным заводам – посессионными. Да они в свободное от регламентированных работ время и занимались земледелием, как обычные крестьяне.

А вот уже с выплавленным железом кустари работали. Прежде всего, это были деревенские кузнецы. В деревне без кузницы жить невозможно: сварить сломанный серп и насечь на нем мельчайшие зубчики, наварить жало на стершуюся косу, сковать топор, нож, кочергу или ухват, лемех для сохи, косули или деревянного плуга, лопаточку-полицу для сохи или нож-резак для косули или плуга, гвозди и петли для строительства, а главное, подковать лошадь – все это дело деревенского кузнеца, который, однако, и землю пахал, как обычный крестьянин, и сено косил. Лошадь ковать необходимо: на твердой каменистой дороге, а особенно зимой на слежавшемся, плотно убитом снегу да на льду постоянно отрастающие, подобно нашим ногтям, конские копыта разобьются, и лошадь очень серьезно заболеет: в трещины на копыте будет забиваться грязь, начнется воспалительный процесс, болезнь, которую называли мокрецом, или подседом (лошадь на ходу «подседала» на больную ногу). Если вовремя не принять мер, лошадь может и околеть от мокреца, а ведь она – главная кормилица в деревне. А летом для работы на мягкой пашне лошадь можно было расковать, чтобы она отдохнула от тяжелых подков. Так, как мы снимаем надоевшую обувь.

Так что деревенский кузнец, в отличие от городского узкого специалиста-замочника, ножевщика, косника, серпейщика, был настоящим универсалом. Он не только был кузнецом, но и слесарем, и мог починить дверной или ружейный замок, если понадобится, оковать железом сундук или укладку для денег, да все мог сделать. Нередко деревенские кузнецы даже зубы у страдающих зубной болью дергали – для этого у них был широкий набор клещей.

Деревенская кузница донельзя проста. Небольшой сруб со слегка заваленными внутрь стенами и с плоской крышей из накатника, засыпанной землей: если в кузнице от открытого огня на горне случится пожар, стены и крыша упадут внутрь, и земляная засыпка загасит огонь. В центре глубоко вкопан в землю мощный стул, обрубок древесного ствола, к которому прочно прибита тяжелая стальная наковальня. Наковальни были разной формы: двурогие, однорогие и безрогие. Обычна наковальня однорогая: с одного ее конца конусовидный рог для круглых поковок, с другого – утоньшающийся плоский хвостовик. В нем несколько отверстий: для пробивки дыр в поковке, для установки подсобного инструмента, например малой наковаленки-шперака. Поблизости от наковальни, в углу, – кузнечный горн. Он выложен из кирпича в виде невысокой тумбы, в которой проделаны два горизонтальных хода для воздуха, соединяющихся в один вертикальный. Этот ход, фурма, выходит на поверхность горна, закрытую неглубокой чугунной коробкой. В ней и разжигал кузнец древесный уголь, на котором разогревал добела металл. Чтобы жар был сильнее, в горизонтальные фурмы постоянно подавался воздух из пары кожаных мехов. Мех