Итак, Кабáн стал думать, как лучше покарать Яяка, чтобы утвердить свое могущество. Когда Кабáн пожаловал ваювайцам остров, на нем был только песок, который сдувало ветром и уносило в море. Так остров становился все меньше. Поэтому Кабáн решил превратить Яяка в маленькую птицу, которая каждый день будет носить обратно песчинки, сдуваемые с острова. Так как ветер и волна никогда не устают, Яяк тоже не может отдыхать. Но ретивый Яяк, когда бог моря и бог ветра не слишком усердствовали, возвел на острове Ваю-Ваю гору. С появлением горы островитяне смогли даже вырубать немного деревьев для своих нужд, не опасаясь, что это приведет к исчезновению острова. Вот почему ваювайцы так уважают Яяка и стали поклоняться ему как богу горы.

– Значит, у вас бог горы – птица?

– Угу.

– Это так мило, когда птица становится богом горы. – Алиса смотрела на этого юношу перед собой, и хотя она не могла на сто процентов понять смысл сказанного, но ведь понимание не ограничивается одним лишь языком. Его глаза, движения, его интонация, динамика голоса, – всё было как у прирожденного сказителя. Его тело было выстругано, отполировано, очинено и выковано так, словно волшебная шарманка, заставляющая людей верить, что история, вылетающая из этого тела, какой бы абсурдной, причудливой и невероятной она ни была, с необходимостью произошла наяву.

– Мило? Нет, Яяк без чувств, жестокий.

Они продолжали продвигаться вперед по тропе, и к утру четвертого дня вдалеке появились те вершины, которые Алиса столько раз видела на карте. Она знала, что где-то близко тот самый лес. Однако к этому времени Алиса растратила силы, поэтому они все чаще останавливались. Алиса, не теряя времени даром, научила Ателея читать карту. Использование символов для обозначения природных объектов – наиболее важный принцип картографии. В этом Ателей разобрался очень быстро. Помимо этого, для ориентирования было важно, чтобы в его голове появилась картинка, соответствующая изображенной на карте, и умение сопоставить ее с ландшафтом на местности. Способности Ателея в этом отношении тоже намного превзошли Алисины ожидания. Единственное, чего он не мог понять, так это пропорций. Очевидно, что это море такое большое, как же его можно заменить такой маленькой картинкой?

Они разожгли костер и приготовили еду. Алиса взяла с собой много продуктов в вакуумной упаковке, которые легко было приготовить, нужно было всего лишь разогреть их. Этим вечером на ужин была паста с соусом песто и горячий кофе. Ателей все это время давал желудку привыкнуть к островной еде.

– Кстати, что ты чаще всего ел в море? – спросила Алиса.

– Рыбу.

– А как ловил?

– Каваной, использовал ее как гарпун, крючок сделал из раковины устрицы.

– Так и ел?

– А?

– На огне не готовил?

– Огонь, нет.

– Без огня, ну да. В море трудно развести огонь. Кстати, а у островитян на Ваю-Ваю есть письменность?

– Значки? Как этот?

– Ну да.

– Значки, нет. Кудесник земли говорит, что все есть язык.

– Жаль, что письменности нет. Можно было бы много чего записать.

– Не надо. Ваю-Ваю нет значки. Нет разницы.

– А без них как же поэзия? – Ателей не понял этой фразы, и ничего не ответил.

– Да, я забыла, как, ты говоришь, будет луна?

– Налуша.

– Да, ка гами ива Налуша, – Алиса произнесла эти слова на ваювайском языке.

– Сегодня есть луна, – Ателей сказал эту фразу по-китайски.

– Ах, да, у тебя же китайский стал лучше. Сегодня есть луна. Да, кстати, я забыла, а солнце как называется?

– Игуаша.

– Игуаша, – повторила Алиса еще раз.

– Игуаша свой свет дает, Налуша чужой свет берет, – Ателей произнес фразу из детской песенки на ваювайском.

– Игуаша свой свет дает, Налуша чужой свет берет, – воскликнула Алиса. – Ну конечно, это и есть поэзия! – Впрочем, Ателей все равно не понял, что значит поэзия.

В ту ночь, вскоре после того, как оба погрузились в сон, Ателей вдруг проснулся. Без колебаний он притянул Алису к себе и закрыл ей рот, жестом велел не издавать ни звука и вылез из другого выхода палатки. Ателей что-то почувствовал, даже если Алиса слышала вокруг просто глухую тишину. В этот момент кровь Алисы еще пульсировала очень медленно, потому что она одной ногой была еще в царстве сна, но Ателей бодрствовал, и сейчас вперил глаза в темноту.

Очень скоро от тени дерева отделилась другая тень, медленно приближаясь. Казалось, тень колебалась, но на самом деле держалась уверенно. Когда она приблизилась к палатке, Алисе показалось, что во сне на нее плеснули ведро холодной воды, и она тут же пришла в себя:

– Медведь!

Медведь поднял голову и встал на задние лапы, обратившись к тому месту, откуда раздался звук. Он вытянул нос, чтобы принюхаться. На груди медведя был отчетливо виден узор в форме белого полумесяца, а все его тело напоминало темный небосвод. Сначала медвежий нос привлек запах, доносящийся из палатки, поэтому, поколебавшись, медведь грубо «распахнул» палатку, перевернул продукты и стал пробовать их один за другим.

Алиса и Ателей старались задержать дыхание, Алиса хотела убежать, но Ателей решил, что остаться на месте будет лучше. Обеими руками он крепко держал Алису. Он не просто нервничал. Перед ним было великолепное, настороженное и решительное животное, такое же красивое, как все животные, которых он когда-либо видел. На острове Ваю-Ваю не было таких великолепных животных. Ателей не мог не быть очарован.

Когда стало светать, медведь опять поднялся, наступил на палатку, вытянул нос и принюхался. Рост у него был примерно как у взрослого юноши. Алиса крепко держала за руку Ателея, рука у нее была прохладная, словно роса. Медведь медленно отступил в лес. Лес снова открылся и принял тень обратно в свое лоно.

Медведь не издал ни звука, не делал вызывающих движений, не преследовал, только порылся там, где ему хотелось, а потом вернулся в лес. Но Алиса и Ателей точно побывали на грани жизни и смерти. Они почувствовали древнее дыхание, как будто принадлежавшее горе, но и отличное от горы. Божественное дыхание души. Если бы возникла необходимость, оно могло бы лишить их жизни.

Лишь затем Ателей медленно повернулся к Алисе и с чрезвычайной серьезностью произнес:

– Вот же, ясно, есть бог!