***

До «бокала» маялись впустую. Лаборатория ConScience перепробовала все возможные варианты. Бестолку! Лариосик чуял «тонкие» места! Всем бы такую чуйку! Поиски рабочего интерфейса к Небесному серваку облегчили кассу на двенадцать «лимонов». И всё-таки...! Не мытьём, так катаньем! «Кудрявые черепа» нашли ту самую «калитку»: «бокал русалки» или ацетабулярию - одноклеточную морскую флору, самую большую растительную клетку! Огромную! Лабораторный образец - в полтора сантиметра. И это не предел, бывают больше четырёх! Размер ядра - соответствующий. Восемь платиновых электродов, умело вживлённых в самый центр, и квантовый компьютер открыли доступ к набору многоразрядного кода. Это всё равно, что оказаться перед мудрёным сейфом с числовым замком, не зная чисел. Вот тут и случился кризис... Ничто не помогло: ни американские деньги, ни роскошное бухло. Учёные крепко приуныли.

Ещё бы... Добрых три месяца - топтание на месте. Всё. Ступор. Вялотекущие поиски тянулись до того самого утра, когда у микробиолога «сорвало крышу». Тихон Кузьмич - тридцатилетний доктор наук из Питера, тишайший «лабораторник», не пивший прежде ничего крепче кефира, схватил поутру три бутылки русского «Кристалла» из общего бара, да и свалил. Ушёл в никуда в стерильных мюли, не переобувшись. Даже телефон не взял. Только водка и душа нараспашку. Поначалу народ кипишнул, а после, охолонув, прикинул: взрослый мужик, не мальчик, выпустит пар и вернётся. Так и случилось. Тихон Кузьмич вернулся на третьи сутки. Без водки, босиком и с горящими глазами. Тут же потребовал сто граммов на опохмел и общее собрание лабораторных «творцов». Охреневший коллектив потребовал объяснений. Но только с самого начала и в подробностях. Микробиолог же выдвинул встречное требование: накрыть поляну на всех и поставить ящик «Кристалла», дабы обмыть находку. Интрига сработала: ни один стул кухни-столовой не остался без человечьего тепла. Тихон Кузьмич торжествовал. Аудитория притихла, когда он заявил, что нашёл числовую последовательность, открывающую дверцы по всему лабиринту сервака. Второй же тезис улыбнул самых тускломордых: отныне микробиолог не пьёт ничего, кроме «русской», ибо в ней не только истина, но и тайна архимедовой «эврики». Кузьмич, он же доктор наук, приступил к «рассказке», опрокинув полтишок. Это вышло чересчур драматично... По-радзински, что ли... Но заржать никто не посмел.

А началось-то всё с блажливого сна. Микробиологу приснилась водка. Как пришёл он прогулочным шверботом к живописному острову, а сойти на берег не может - аборигены без водки не пускают. Он с ними так и сяк... добрым словом, пистолетом, махрой, лиловыми бусами... - всё не то.

Говорят, мол, если русский, то, почему без водки? Без неё хода нет. И тайну не расскажем, и дверца не откроется. Кузьмич обомлел: «Какую тайну? И что за дверца?» Зареготали дикари в ответ... На том и проснулся.

Коллеги видели смурного Кузьмича тем тихим утром. Звякнул он тремя пузырями в потёртом рюкзачишке, да и растаял в солнечном луче.

- Бодхисаттва ушёл за истиной..., - откаментил тогда Кузьмичев поход технолог Завьялов.

Тихон шёл, куда глаза глядят. На четвертом перекрёстке повстречались ему бродяги. Бухнули, конечно, но так, без интереса... Ни разговора, ни идей. Жевали молча багет, да запивали горькую малиновой эссенцией.

«Дрянь какая...», - подумалось Кузьмичу.

И говорили же ему, недотёпе: «Беги от тех, кто запивает водку! Не люди это, бесы... Беги! Родимую закусывать надобно, а не запивать!»

Он так и сделал. Не стал вскрывать вторую банку, а тихо слинял. Те бродяги разомлели со второго «захвата», захрапели под мостом.

Тихон упорно топал на юг. Благополучные кварталы сошли на нет, две полосы бывалого асфальта разделили два мира: лощёных буржуа и растафари. Запущенный парк (а может и английский) приютил счастливых детей Джа. В голове Кузьмича заезженной пластинкой засела старая песенка «Игры слов»: «... мой друг ганжа - это лица Ямайки, с беломором в штанах и застиранной майке...»

Ливай - позитивный планокур в расташапке сидел на газоне, щурясь от яркого солнца. Вокруг свободного места - хоть отбавляй, но улыбчивый «дредлайнер» хлопнул по земельке слева от себя. Микробиолог не стал выёживаться, а плюхнулся в траву, призывно звякнув тёртым рюкзаком... Какое-то время он лежал с закрытыми глазами на полу мансарды, смакуя вчерашний вечер. Тихо и свежо. Не то, чтобы проснуться, шевельнуться лень! Пушистые ресницы пропускали узкую полоску света, но не позволяли видеть явь.

«Хорошо! А вчера-то как было волшебно! А Ливай - добрый малый...»

Вчерашний денёк и правда выдался чудесным! Bredda - братья обменялись словами и гостинцами. Расте по душе пришёлся русский путь. Кузьмич не мог отказаться и, пыхнув пряной ганжи, тут же стал мыслить в консонансе с ямайцем.

- Чего ты ищешь? - белозубый регги-фан улыбался, глядя в широко распахнутые очи Тихона.

- Я ищу ответ.

- А что за вопрос?

- Я учёный, хочу понять замысел Создателя. Хочу найти числа, открывающие любую дверь.

- Тогда правильно сделал, что ушёл из Вавилона. Джа поможет тому, чьи помыслы чисты, как у ребёнка. А я помогу тому, кому помогает Джа.

- Что такое Вавилон? - Кузьмич неторопливо жевал тягучие слова.

- Место жизни безумцев.

- Деньги - это придуманный способ обмана?

- Точно так.

- Тогда я выбираю ответ. Деньги не нужны.

- Вот! У меня кое-что есть. Специально для тебя берёг, - Ливай приподнялся на одно колено, подав руку Тихону. - Всё лучшее - для друзей! Идём!

На выходе из парка, за плотными кустами жасмина примостился маленький домик с прозрачной крышей - место роста «улыбаки» Ливая. Собственно, там он и жил на первом этаже. А на мансарде... На стеклянной мансарде он творил! Рукотворные «джунгли» расползлись там от края до края. Марихуана... Всех видов и сортов, от нежно зелёной рассады, до матёрых кустов. Терпкий запах пьянил.

- Здесь можно и не закусывать, - Тихон допил свою рюмку и шумно вдохнул через нос, - воздух густой!

Растаман кивнул, поглаживая пятернёй острозубые листья.

- Эти божественные «шишки» для особых случаев. Неделю назад собирал. Значит, собирал для тебя. Ты готов? Джа поможет...

Пушистые ресницы взмахнули, будто крылья махаона, зрачки сузились, одинокая слеза вырвалась на свободу. Тень пробежала по лицу микробиолога и вдруг... Он захрипел деревянными связками: «Филлотаксис, б*я! Эврика!».

Прямо перед носом Кузьмича из торфяного горшочка тянулся зелёный росток цикория. Ливай считал изысканной