Шрифт:
Закладка:
Тем более, что не требуются зимняя одежда уголовной поросли, которая везде ходит в блузах на выпуск по астрийской моде городского дна, демонстрируя свою закаленность и работать руками вообще никак не собирается.
Ничего, это вопрос легко решаемый, ведь много старой потрепанной гвардейской формы с еще крепкими сапогами второго-третьего сроков носки хранится на складах Гвардии. Сдирай гвардейскую символику и знаки различия и вот тебе готов теплый бушлат и хорошо прошитые порты для арестантов.
Избалованным хорошим снабжением защитникам города эти потрепанные вещи уже не предложишь, все знают свои нормы вещевого довольствия, а будущим ЗеКа на постройке начального участка трассы Сторожка-Первый Перевал вполне сойдет, даже за счастье окажется после первого же дня на рабочем месте.
Три сотни перегнали в середине дня в плотном окружении ополченцев и гвардейцев, никто даже не рыпнулся, хорошо понимая, что есть четкий приказ никого не жалеть. После этого взяли под охрану эту казарму уже одни гвардейцы, а ополченцы дружно пошли сдавать свое оружие в арсенал, все те, кто участвовал в конвоировании.
Так что на второй день вечером ополчение было официально распущено моим приказом, три сотни жуликов приготовлены для перехода за Протву, сотня с мелочью матерых бандитов жестоко тоскует по так быстро пролетевшей привольной жизни в трюмах двух шхун и еще частично в подвалах центральной Караулки. Еще сотня тех, кого я не успел опросить лично, ждет своей очереди в камерах Сторожки у Речных ворот, набитые туда как селедки в банке.
Но это в основном уже явно случайно попавшие под облаву местные жители Черноземья, обычные крестьяне, хотя и жуликов среди них немало найдется. Бродили с утра по улицам центра или в порту, бдительно высматривая, чтобы такое украсть и поэтому в облаву первого дня не попались. А вот на второй день им уже так не повезло, когда пришли отлежаться во внезапно опустевшие комнаты.
Первая сотня приговоренных лично мной в окружении полусотни конных гвардейцев уходит с утра третьего дня. За колонной следуют три подводы с выделенным пайком, кое-какая столовая утварь, всякие миски и плошки, поварешки и ложки, пара котлов и еще теплая одежда на всю сотню. Гвардия даже рада разгрузить давно и плотно набитые склады, как говорит мне сам Генс.
— По спискам есть двенадцать сотен комплектов старой формы и столько же обуви, так что хватит им на три года работы. Хранили все на случай серьезной войны, она к нам пришла, но выдавать не начали и правильно поступили.
— На столько не хватит, но пусть берегут одежу и обувку, следующая приедет через полгода, не раньше, — отвечаю я ему. — Летом то другая одежда нужна, типа вашей форменной, но самая дешевая пусть будет. Придется мне самому заказать в швейных мастерских.
Ну, до лета еще два с половиной месяца, время есть на пошив очень простенькой, но максимально крепкой одежды.
С утра инструктаж этой полусотни:
— Ваше дело доставить преступников к бывшей Сторожке. Там вас встретят степняки, передадите всех по прилагаемому списку старшему фолы. Фола — это отряд в двести пятьдесят всадников, но там примерно в два раза поменьше воинов будет. Скажете, что Мастер Ольг приедет через два дня, будем дорогу размечать в лесу. Пусть бросают этих сразу же на обустройство жизни в бывшей Сторожке, ремонтируют крыши, пилят доски и восстанавливают забор по кругу. Завтра еще одну сотню отправим, потом уже я с примерно сотней или полуторами сотнями приеду сам.
— То есть только отдать по счету и передать ваши слова, Капитан? — спрашивает старший конвойной полусотни. — И подводы выгрузить, чтобы с собой увести?
— Да, больше ничего особо. Степняки сразу возьмут в оборот этих жуликов, это вас уже не касается, что они будут с ними делать. Лучше не задерживайтесь лишнего там, методы принуждения у орды весьма кровавые. Особо буйных можете связать в дороге и просто притащить с петлей на шее. Помните, от того, что несколько этих астрийских жуликов помрет по дороге — ни у кого нигде не убудет, так что пожестче с ними.
Ошарашенные новостью о том, куда придется доставить арестантов и кому передать гвардейцы крутят головами, но приказ ясен. Теперь приходится не воевать с кочевниками, а по деловому передавать им рабочую силу, которая пока об этом даже и не догадывается.
— Да, вот такая теперь у нас жизнь, но это нужное дело, тут спорить нет смысла, — добавляю я напоследок. — Всем гвардейцам держать язык за зубами, чтобы ни одна душа не знала, куда ведут арестантов. Это в ваших же интересах, чтобы не пробовали разбегаться и вообще оказывать сопротивление. У вас одни астрийцы в колонне, вообще можете их не жалеть.
Я пока допрашиваю последних задержанных, шестьдесят человек после бессонной ночи в заключении очень счастливые отправляются по домам, десяток на корабли и три десятка в казарму Гвардии.
Итого на рудники плывет сто десять будущих каторжан, правда, не все из них перенесут дорогу, ведь пытавшиеся сопротивляться или дерзить сильно избиты, лечить их никто не собирается, так что все в руках божьих.
На строительство дороги будет выведено триста тридцать менее важных жуликов, еще примерно два десятка самых отпетых не перенесли задержания и допроса.
По итогу город стал безопаснее на четыреста шестьдесят криминальных граждан, что составляет не весь состав нехороших товарищей, но самые основные члены преступных сообществ все здесь. У них такая выразительная внешность, что те же гвардейцы, нормально присмотревшись к матерым уголовникам, теперь всегда завернут руки при встрече такому товарищу. Сито облавы упустило немало остальной мелкоуголовной шелупони, большей частью местных жуликов, проживающих в других райнах города, но теперь таких будут тщательно высматривать сами ополченцы, чтобы не расцвела снова пышным цветом малина.
Всех серьезных душегубов мы замели, а спрятавшаяся мелочь не сможет себя сурово поставить и что-то внушить тем же рядовым ополченцам, не говоря уже про гвардейцев, так что криминальный мир Астора получил смертельное ранение и уже вряд ли оправится в ближайшее время. Теперь бы побыстрее отконвоировать их новым надзирателям и жизнь в городе здорово
