одним своим присутствием.

– Ага, душа.

– Я серьёзно!

– И я, – отвечаю мягко, поцеловав её в висок. Ника миленько смущается, выглядит сейчас в моих руках такой нежной, ласковой, уязвимой… Не похожа на ту Веронику, которую я видел всё это время. Она занимала оборонительную позицию, пряталась под коркой льда. А сейчас её стены пали, растаяли, как лёд под огнём, раз она позволяет себя обнимать и целовать.

Прижимаю к себе ещё сильнее.

Не могу на неё толком смотреть. Лёгкие стискивает от удушающего чувства вины.

Я и раньше корил себя за жестокий выбор, но старался не думать о прошлом. Но теперь, когда я знаю, что Поля – моя дочь, всё становится только хуже. Вина пропитывает душу и тело, как и злость на самого себя.

– Ник, – произношу её имя, прикрыв глаза. Вдох-выдох. Ненавижу вспоминать тот момент из жизни. Но делаю это. – Прости... что сделал тебе больно.

Я извинялся перед ней только в мыслях. Множество раз. В нашей прошлой жизни эти слова вылетали непроизвольно, лишь как отмашка. А сейчас искренне, с полным осознанием содеянного.

– Я поступил мерзко, думая только о своих желаниях и переживаниях. Всему виной мои надуманные опасения. Я банально не хотел становиться отцом. Заботы были другие.

Ощущаю, что она почти не дышит. Нервно перебирает пальцами на моей груди, постукивая по коже.

Ей наверняка больно вспоминать об этом. Как и мне. Я подонок и не отрицаю этого.

– Наверное, стоило сказать раньше, но мысль о ребёнке всегда вгоняла меня в страх. Не потому что я ненавидел детей. Ты ведь понимаешь, что быть популярной личностью и держать личную жизнь втайне – необычайно тяжело. Люди порой не понимают, что творят.

Вспоминаю одно из происшествий – кирпич, запущенный в окно её квартиры. Благо, никто не пострадал.

Раньше, когда мы только сошлись, в сторону Ники сыпались угрозы. Присылали всякую дрянь на адрес её матери, а она в панике звонила мне, сообщая об очередном «подарке». Это с учётом того, что я не афишировал, с кем живу. Но всё равно находились отбитые, кто умудрялся вынюхать имя моей любимой, чтобы навредить ей.

О ней знали мои конкуренты. А они – самая большая проблема.

– Есть нормальные, а есть психи, которые могут плеснуть кислотой. Преследовать тебя или использовать как мою слабость, что и сделал Ворохов.

Чтобы стать чемпионом по боксу, многие пойдут по головам. Сделают больно тому, кого ты любишь, лишь бы вывести из строя психологически.

Тогда был пик моей карьеры. Самый острый момент в жизни.

Для Ники это может показаться пустяком, но она не знает того, что видел я.

– В то время я и так переживал за тебя настолько сильно, что боялся отпускать. Когда ты сказала о беременности, я представил, что у меня будет две слабости. Я помню, как ты мечтала о полноценной семье. И, Ник, я пытался. За несколько месяцев до этого решил уйти из бокса. Заняться бизнесом, избавиться от популярности, чтобы потом спокойно жить втроём, когда наконец-то решусь обзавестись ребёнком. Но это случилось раньше, чем я предполагал. Не вовремя…

Прикрываю глаза.

– На тот момент я не был готов к отцовству. Перед глазами была цель. В душе – страх, что если не устою, то потом всё будет потеряю. Ведь я думал бы о тебе, о ребёнке, а не о том, где и как основаться, чтобы вы ни в чём не нуждались. И если бы ничего не вышло, я боялся, что начну срывать всю злость на ребёнке, ненавидя его за свой провал.

Вспоминаю себя прежнего – и задушить готов.

– Ты бы никогда… – первое, что говорит Ника за всё время.

– Передо мной стоял живой пример – мой отец, – перебиваю её, вспоминая об ушедшем несколько лет назад родителе. – Он вымещал всю ярость на нас с братом. Обвинял в своих неудачах. Ты ведь знала его, видела.

Да, я переживал, что стану таким же.

И я мог. Потому что искренне не хотел детей тогда.

Один неверный удар по голове – щелчок… и всё.

– Растить в нелюбви ребёнка, которого я не ждал и не хотел – неправильно. Я бы обрек всех нас на страдания. Так что я поступил эгоистично. Испугался, настояв на аборте. Не подумал о последствиях, что могу потерять тебя.

Мысль о разлуке вообще не укладывалась в голове, но Вероника кинула в меня кольцо и ушла. Она выполнила мою просьбу, лишив себя счастья. А потом и меня, подав на развод.

– Но я искренне сожалею, что был трусом.

– Прости, – нежно смеётся она. – Если ты трус, то я летала с Белкой и Стрелкой в космос.

– Не смешно, – говорю серьёзно,

– Леон, – поглаживает меня рукой. – У каждого из нас была причина так или иначе поступить. Да, мне было очень больно, но… Мы оба были молоды, импульсивны. Скажу честно, что осознала это только сейчас. Я ненавидела тебя всеми фибрами души. Даже спустя годы.

Слышать подобное от любимой девушки – словно терпеть нож в сердце, вонзённый её собственной рукой.

– Но ты изменился, и я вижу, как тебе дороги Поля и Матвей… Раньше ты и вовсе не подумал бы о них, – пыхтит мне в грудь и щекочет горячим дыханием. – Даже после того, как из-за Пуговки Джек чуть не лишился жизни… ты пришёл к нам домой. Успокоил её, подарил игрушку.

Я сам тогда не понимал, что произошло. Действовал на инстинктах.

– Я совершил непоправимое, – цежу сквозь зубы. – Если бы ты меня послушала, Поли бы сейчас не было.

– Но я же не послушала, – улыбается, обнимая меня за шею и устремив тёплый взгляд на меня. – Исправила твою ошибку. И сейчас всё в порядке. Разве не для этого нужна семья, и в частности жена, которая устранит все косяки мужа?

Тихонько смеётся, а у меня в голове барабанная дробь проносится.

Семья...

Раньше для меня существовали только я, Джек и Вероника.

Но теперь… в моей жизни появились маленькие дорогие мне люди. И они стали частичками большой семьи. Два маленьких лучика, которых втайне называю «гномиками», каждое утро бегут ко мне, чтобы обнять.

– Прости, – повторяю в очередной раз. И Ника подаётся вперёд, целуя меня, лишь бы заткнуть. Знаю этот приём, когда она ладонью накрывает мою щёку и