Эберхард Мок и графиня Гертруда фон Могмиц лежали рядом друг с другом в машинно-экономическом отсеке подводной лодки и стукались боками. От двигателя расходилось приятное тепло.

— Госпожа графиня, — сказал Мок, — после того, что вы пережили, я бы не посмел бы вас утомлять, но прежде чем мы покинем этот город, мне нужно задать вам несколько вопросов. Как вы знаете, я полицейский и жажду справедливости. Поэтому я не хотел бы сомневаться, что поступаю правильно. Могу я задать вам несколько вопросов? — Он зажег свет в лодке и протянул ей свой блокнот. — Я не знаю стенографии. Поэтому прошу об нескольких письменных ответах, хорошо?

Графиня кивнула. Свет задрожал на ее полных губах.

— Ганс Бреслер псевдоним Гнерлих, после того как меня унизил, — начал Мок, — на второй день неожиданно согласился на нашу встречу. Охранница Хелльнер заметила, что он выразил свое согласие, несмотря на то что, как она сказала, в предыдущий день сильно его рассердили. То есть Гнерлих к нам был очень добр, он пошел нам на руку, правда? Позволил тогда вам передать мне свое послание: «Жажди справедливости, Мок!» Я спрошу еще раз. Считаете ли вы, что он помог тогда нашему спасению?

— Мое молчание, — сказала графиня, — было моим выбором. Господь наш сказал: «Блаженны кроткие». Теперь уже я благословлена, потому что выжила и убегаю из Бреслау. Я могу говорить.

Наступила тишина.

Мок молчал, а его глаза пылали в прорезях бархатной маски. Собрался с мыслями и еще раз задал вопрос:

— У вас красивый голос, — сказал он, надеясь на какую-то ее улыбка; к сожалению, просчитался: бледные, полные губы графини составляли прямую линию.

— Извините, — сказал он. — Город горит, мы бежим, а я говорю вам комплименты. Еще раз спрошу. Гнерлих нам тогда помог, вы не думаете? А на самом деле помог вам быть блаженной. Так ли это?

— Зло часто превращается в добро в руках Бога, — ответила она. — Гнерлих меня ненавидел, но все еще чувствовал передо мной страх. Он мог меня жестоко мучить, но все равно, даже как комендант, был моим дворецким Гансом, а я его госпожой. Я думаю, что он любил меня на свой преступный манер, — задумалась она. — Иногда у него были такие глаза, полные собачьей преданности. Как тогда, когда просил меня, чтобы я позволила ему взять мою девичью фамилию. — Потрясла головой, как будто стало ей холодно. — Это ужасно. Преступник помогает нам быть благословенными. Я не подумала об этом. Очень метко вы сказали, капитан. Вы человек весьма проницательный.

— Благодарю. — Мок почувствовал разливающийся в его груди бальзам. — Гнерлих очень сильно помогал в исполнении благословения. Сегодня, когда чуть меня не замучила охранница Хелльнер, он спас мне жизнь, а охранница все еще лежит в моей ванне на Цвингерплац.

— Это ужасно, Боже, как это все ужасно. — Графиня начала плакать. — Я простила уже давно этой несчастной женщине, и сообщение о ее смерти меня угнетает, — говорила она среди рыданий.

Мок смотрел на нее и чувствовал непреодолимое желание ее обнять. Всем своим телом он хотел к ней прильнуть и чувствовать на своем лице ее слезы. А потом откинуть ее волосы и скользить губами по закрытым глазам. Он хотел почувствовать под губами движения ее век. Для того чтобы этого не сделать, прикрыл лицо руками и уставился в нее из растопыренных пальцев.

Графиня успокоилась и тихо дышала раскрытым ртом. Пароксизм боли потряс лицо Мока, а потом разошелся по всему телу. Перед его глазами появилась Вальтраут Хелльнер с дырой в голове.

Ему стало плохо, и он проглотил несколько раз слюну. Он знал способ от любой боли. Таким способом было расследование, допрос, нахождение истины.

— Можно дальше вас спрашивать? — Он оторвал руки от лица и, увидев ее кивок головой, продолжил: — Он уже как комендант выполнял ваши пожелания?

— Только одно пожелание, — прошептала она. — Он написал мне письмо из госпиталя. В страшных словах угрожал, что убьет вас. Тогда я ему ответила, а Брендел это письмо ему принес. В письме я не просила его, только приказала ему спасти вас. Я не знала, что все кончится смертью охранницы Хелльнер.

— Яростный суки Хелльнер, — не выдержал Мок и немедленно спохватился: — Госпожа графиня приказала коменданту лагеря, в котором была узницей? Это же немыслимо!

— Я уже говорила вам, что Бреслер был одновременно палачом и подставкой для ног, истязателем и слугой. К сожалению, чаще всего. Почти всегда первым. Иногда менял облик. Когда-то подслушал мой разговор с Брендлом о благословениях. Сам предложил, что будет носить Кноппу мои вопросы.

— Простите меня, — сказал Мок. — Это будет ужасно, что я сейчас скажу. Я умоляю вас о прощении. Я должен это спросить. Я должен добраться до истины. Когда до нее доберусь, закончится мое последнее расследование в жизни, и я смогу за собой оставить Бреслау.

— Спрашивайте, теперь ничего не страшно.

— А следовательно, — шептал Мок, с явным трудом выговаривая звука, — теперь вы меня возненавидите. Но я должен… — его голос вдруг стал решительным и громовым. — Госпожа графиня, после смерти племянницы вы страдали. Через это страдание достигли вы одного из девяти благословений. То есть еще раз Гнерлих помог вам в получении благословения. Можно сказать, что внес свой вклад в ваше спасение, ведь через восьмикратное благословение вы безусловно покинете этот ад, каким является Бреслау. Его ужасное преступление, убийство Берты Флогнер, помогло вам в достижении девятого благословения. Или Гнерлих знал о том, что, убив Берту Флогнер, наделяет вас добром? А вот мой жестокий вопрос: сделал ли он это добровольно, или…

— Я ему это приказала сделать, да? Об этом вы хотели спросить, да? — Графиня вглядывалась в Мока в напряжении.

— Не совсем, — сказал он медленно. — Какой я идиот! Ведь Гнерлих приносил Кноппу ваши вопросы и относил его ответы. Он мог все это читать. И потому сам, по своей воле мог начать действовать. Делать все, чтобы вы были благословенны. Даже убить вашу племянницу. Этот зверь был орудием в руках Бога.

Графиня отвернулась от Мока. Лодка заколыхалась заходила резко. Шелохнулись стрелки на подсвеченных часах. Мок прижался к графине и обнял ее хрупкие плечи. Они находились в глубинах реки, подальше от осады, подальше от бомб и огня. Колыхались как в безопасных водах плода, а их стальной кокон разогревался от сердца механизма.