Шрифт:
Закладка:
– Привет, братишка, – звучит из колонок, и я невольно вздрагиваю, услышав голос той, которую так старалась забыть.
– Привет. Рад тебя слышать!
– Я тоже. Очень рада.
– Как долетели? Всё нормально?
– Да. Назим поначалу капризничал, но потом успокоился, – она замолкает на несколько секунд, а затем, понизив тон, говорит: – давай встретимся. Нужно многое обсудить. Завтра можешь?
Давид бросает взгляд в мою сторону:
– Нет. Завтра не могу.
– Занят?
– Очень.
– Тогда в понедельник?
– Посмотрим. Я наберу.
– Давид, – зовёт она, – всё по-старому?
– Лучше.
– Это хорошо. Просто на этот раз, – понижает тон, – если что, не обижайся. Я буду идти до конца, и ты меня не остановишь.
– Поговорим потом, – цедит сквозь зубы Давид. – Ты на громкой связи, а я не один.
– С Диной?
– Да.
– Привет, Дина, – усмехается.
– Привет, – отвечаю я, глотая в горле ком.
– Анита, – слышится низкий баритон, и я сползаю по спинке сиденья, ощущая, как тело бьёт током. – Иди сюда.
Давид завершает вызов, а я жадно хватаю воздух ртом. Расстегиваю шубу, ослабляю на шее шарф, но тщетно.
Задыхаюсь!
Дамир
Ребёнок плачет и плачет, а я понятия не имею, что с ним не так. Беру его на руки, хожу по комнате вперёд-назад, качаю, но безрезультатно.
Может, пора кормить?
Или сменить подгузник?
Нет. Не то. Анита кормила его смесью час назад, а затем сразу же поменяла подгузник.
Тогда что? Поднялась температура? Нет. Лоб холодный, а на термометре тридцать шесть и семь.
Анита занята, но без неё мне точно не справиться. Она же женщина и должна понять, что с ребёнком не так.
С этими мыслями я оставляю Назима в кроватке и иду на кухню.
Жена стоит ко мне спиной, беседуя с братом по телефону.
Как мило!
Ребёнок орёт, красный весь, а она ничего не слышит.
– Анита, – громко произношу. – Иди сюда.
Жена зажимает телефон рукой, оборачивается.
Смотрит так недоуменно, мол, что ты хочешь от меня, Дамир?!
– Назим плачет. Не слышишь? – стараюсь говорить спокойно, но нарастающая внутри меня буря так и грозится вырваться наружу, и разнести всё вокруг в пух и прах.
Жена завершает разговор. Откладывает телефон в сторону.
– А ты для чего? Не можешь его успокоить без меня? Я с братом говорила. Разве не видел?
– Ты сейчас серьезно?
Анита закатывает глаза, вздыхает, а затем молча плетётся в спальню.
Я следую за ней. Останавливаюсь в дверном проёме, наблюдая за происходящим со стороны.
Жена склоняется над детской кроваткой. Берёт сына на руки и идёт с ним к пеленальному столику.
– Можно поаккуратнее? – рявкаю, когда Анита слишком грубо обращается с ребенком.
– Я аккуратно, – огрызается.
Я злюсь. Нервы – оголённые провода.
Мысленно считаю до десяти.
Делаю глубокий вдох носом, выдыхаю ртом.
Назим плачет ещё громче.
– Дело не в подгузнике, – не выдерживаю.
– А в чём?
– Откуда я знаю, Анита? Ты же мама. Ничего не чувствуешь?
– Ма-ма, – цедит сквозь зубы. – А ты папа. Давай! Сделай с ним что-то. У меня разболелась голова!
Я не могу в это поверить, но Анита действительно пасует. Выходит из комнаты и захлопывает за собой дверь.
– Т-ц-ц, – успокаиваю Назима, беря его на руки. – Всё хорошо. Папа сейчас тебя оденет, и мы пойдём на прогулку.
Понимаю, что гулять на улице – не совсем то, что нужно ребенку, но… Чёрт! Я не знаю, как его успокоить. Возможно, свежий воздух и легкое покачивание в коляске подействуют на него лучшим образом.
Через десять минут я выкатываю коляску в коридор, но перед тем, как уйти, прошу у Аниты номер мобильного Давида.
– Зачем? – смотрит на меня, как на полоумного.
– Просто дай номер.
– Не дам, – качает головой, а затем хватает со стола телефон и прижимает его к груди, словно боясь, что я могу его отобрать силой.
– Анита. Номер, – повторяю просьбу, но уже гораздо требовательнее. – Я не буду с ним скандалить. Кое-что спрошу.
– Не дам. Не нужно ничего у него спрашивать.
– Не дашь добровольно… – вздыхаю, – возьму сам.
Я напираю, и Анита сдаётся. Диктует мне мобильный номер своего брата, а затем умоляет не творить глупостей.
Усмехаюсь.
Какие нахрен глупости?
На самом деле мне просто нужен совет, но не Давида. Правда об этом Аните знать не обязательно.
– Куда ты собрался на ночь глядя? – Анита загораживает собой проход, не позволяя открыть входную дверь.
– Воздухом подышим. Покатаемся. Анита, отойди.
– Нет. Вы никуда не пойдёте. Поздно уже.
– У тебя есть другие предложения? – спрашиваю я, сдерживаясь из последних сил, чтобы не сказать грубость.
– Какие предложения? Я же не врач! – возмущается. – Может, он заболел или... Чёрт? Да откуда я знаю.
– Действительно, – согласно киваю головой, – откуда тебе знать? Ты захотела игрушку. Ты её получила. Зачем было усыновлять ребёнка, если ты не готова стать ему настоящей матерью?
Анита бледнеет.
Губы дрожат.
Ресницами хлопает.
Обидел?
Посрать.
Правду сказал. А что она себе думала? Быть матерью – легко и просто?!
– Ты знаешь почему я так поступила, – произносит осипшим голосом.
Знаю, милая. Всё знаю, а потому говорю то, что думаю. В лоб. Прямолинейно. Зато честно, без преувеличения!
Анита отходит в сторону. Я выкатываю коляску на лестничную площадку, а затем вызываю лифт.
Назим плачет и это рвёт мою душу на куски. Чем помочь тебе, малыш? Как понять, что ты хочешь?
Оказавшись на улице, я долго не решаюсь набрать Давида. С одной стороны, я понимаю, что это ничего не даст, а с другой...
Чёрт.
И что я скажу?
«Привет. Почему плачут дети?», – так, что ли?
Глупо. Тупо. По-дурацки.
