Шрифт:
Закладка:
До сегодняшнего дня я старалась не думать об этом человеке, но сейчас он здесь, и я понятия не имею зачем.
– Пришёл выяснять отношения? – спрашивает Давид.
Я прислушиваюсь к их голосам, хотя точно знаю, что этого делать не стоит. Я и так себя сто раз отругала за то, что стала причиной для ссоры между отцом и сыном. Что поменялось теперь?
– Я войду? – звучит властный тон Эрнеста Юсуповича.
– Подожди здесь.
Дверь захлопывается, и я ничего не понимаю.
Давид не позволил? Почему? Он же его отец!
Дамир
Тель-Авив в прошлом.
Два года как один миг. Пронеслись. Промчались. Ничего не понял, да и не хотел.
Хотел сдохнуть. Задохнуться в мучениях. Закрыть глаза, чтобы больше никогда не видеть света. Тьма поглощала. Звала, тянула в своё царство. Выкарабкался. Не сдох, а надо было, наверное…
Не отпускала она. Приходила ко мне во снах. Мучала. Терзала. Смотрела на меня своими голубыми глазищами, хлопала длинными ресницами, улыбалась. Мысли о ней придавали стимул. Жить. Карабкаться. Подниматься с колен.
А если честно, то по факту всё было не так.
Не сдох, но не её молитвами, не её заботами. Подняла другая. Той, что теперь обязан жизнью. Она не позволила умереть. Нашла лучших врачей, всё порешала, а я… Наблюдал со стороны, не имея сил есть, говорить, ходить. Овощ, а не человек. Но она не сдалась. Аль-Ха́мду ли-Лля́х. С его помощью, его милости я сбежал от костлявой старухи. Ха. Рано мне ещё! Пусть подождёт, лет так пятьдесят.
– Холодно, б-р-р, – голос жены вырывает из потока сумбура.
– Отвыкла, – подмигиваю. Обнимаю крепко, прижимаясь сзади.
Откидывается на моё плечо, прикрывает глаза. Улыбается.
Сгребаю в охапку её вместе с сыном. Мелкий. Спит на руках жены. Тихо сопит носиком. Что ему снится? Ха. Что ему может снится в три месяца от роду?! Молочные реки, наверное.
– Отвыкла, – кивает, – и привыкать не собираюсь!
– Посмотрим.
– Нет. Я не хочу возвращаться обратно.
Её тонкий голос забирается в самую душу. Так глубоко, что моё заштопанное сердце содрогается. Чёрт... А оно у меня есть? Думал, нет. Ошибался. Есть! Живое, настоящее. Бьётся в груди, перекачивает кровь. Зашибись – одним словом.
Нас встречают в аэропорту. Два мужика сопровождают до самой машины. Помогают с чемоданами. Я открываю дверцу тачки и пропускаю жену вперёд, забираюсь в салон следом. Устраиваюсь на кожаном сиденье, раскинув плечи.
За окном белый пейзаж. Город укрыт снегом. Пасмурно, холодно, пронизывает до костей. Отвыкли. Действительно забыли, каково это кутаться в пуховик и звучно стучать зубами, ощущая зябкость, сырость.
Жена засыпает на моём плече, а я смотрю на неё и сдуваю со лба прилипшую прядь. Красивая. И за что меня так сильно любит, такого придурка? Могла бы бросить, оставить на произвол судьбы, но не ушла. Вцепилась клещами. Смелая. Не побоялась ничего. Страшный диагноз? Нет надежды на будущее? Нет. Только не для Аниты. Украла меня у самого чёрта. Вырвала из его лап. Отобрала нагло, не спрашивая.
Машина мчится по оживлённым улицам мегаполиса. Я не отвожу глаз от окна. Всё так интересно. Вроде бы вернулся домой, но ощущение, будто в гостях. Впервые здесь. Всё новое, чужое, не моё!
Рядом жужжит мобильник. Анита выронила из пальцев телефон, когда заснула. Трогать чужое – нехорошо, но взгляд натыкается на экран, а там его фотка. Любопытно.
Тянусь к телефону, принимаю вызов.
– Ну привет, пропажа! Как долетели? – улыбается. Нутром ощущаю, как глаза его радуются.
– Привет, – коротко бросаю я, а он вмиг замолкает. Не ожидает. Молчит, точно немой. – Ты от радости язык проглотил?
Он берет паузу. Секунда. Две. Три.
– Дай трубку Аните, – рычит, приказывает.
Кому? Мне?
– Она спит, – ухмыляюсь, бросая взгляд на спящую жену.
– Пусть перезвонит.
Хочет завершить вызов, но я произношу раньше, чем он кладёт трубку:
– Эй. Подожди, – выдыхаю с трудом. Пульс учащается, к горлу подкатывает ком. На лице напрягаются мышцы. Больно, но спрашиваю: – как вы там?
– Нормально.
– А если серьёзно?
– Что хочешь услышать? Спроси прямо!
Вызов бросает. Ждёт, когда произнесу её имя вслух.
– Дина, – выдаю сквозь зубы. – Как она?
– Нормально.
– Не ответишь, – закатываю глаза.
Издевается чёрт. Специально ничего не говорит. Взбесить меня хочет. Зачем? Она и так его, а я… Мимо. Вчера. Сегодня. Завтра. Всегда буду мимо!
– Не отвечу.
– Ладно. Сам всё увижу. Скоро, – ставлю перед фактом, зная, как его сейчас скрутит, в дугу свернет от злости.
– Ты. Не. Подойдёшь. К. Ней, – строго чеканит.
– Да не бойся ты, – усмехаюсь. – Я к ней пальцем не притронусь. Меня не заводят твои объедки.
– Сука, – рявкает. Мне даже весело, пока на том конце провода не раздаётся детский голос: – папа. Папочка! Иди сюда.
По коже мороз. Пульс отдаёт гулом в виски. Во рту ком образовывается.
Удар по дых, если не хуже. Острый клинок в сердце.
Слетаю с катушек.
– Это Санька? – сжимаю челюсти, чтобы не заорать во всё горло. Не взвыть, как раненый волк.
– Угу, – соглашается, а потом: – идём, сынок. Папа уже закончил разговор.
Связь прерывается.
В трубке появляются короткие гудки, а мне кажется, это тикает бомба замедленного действия.
Обратный отсчёт запущен.
Время не остановить…
Дина
– Тебе понравилось в зоопарке? – спрашиваю я, повернувшись к сыну вполоборота.
Санька радостно кивает головой, прижимая к груди большого трансформера - новую игрушку, очередной подарок папы.
– Понравилось, – отвечает сынок. – Тот большой медведь. Р-р-р, – разводит руки в стороны, – он классный.
– Дин, пристегнись, – коротко роняет Давид, напоминая о ремне безопасности.
Я действительно забываю пристёгиваться. Каждый раз одно и тоже.
Тянусь рукой к ремню, защёлкиваю на замок, ловя боковым взглядом довольный кивок мужа.
– Ты сказала Саше? – Давид устремляет взор в зеркало заднего вида, а затем сразу же возвращает его на дорогу.
– Санечка, – снова обращаюсь к сыну. – Тётя Катя очень соскучилась и просит тебя приехать в гости. Поедешь?