поливаю себе на руки по очереди, делаю глоток и подхожу к Герде. Вместе мы освобождаем её от легких брюк и нижнего белья. Очередная волна схватки приходит в момент, когда я пытаюсь понять, что такое "раскрытие" и где его искать.

А в голове крутится одна и та же мысль, если я погублю ребенка Зака, то не переживу этого.

Беру себя в руки и связываюсь с доктором. Она объясняет мне, что я должна приготовить на случай, если роды будут стремительными. Приношу в комнату нож, полотенца и ещё одну бутылку алкоголя. Время между схватками держится на одной волне, и я немного успокаиваюсь, в какой-то момент я вообще забываю о том, что принимаю роды. Периодически проваливаюсь в какую-то прострацию.

В течение трех часов ничего не меняется. Крики, стоны боли и маты в сторону Зака. Герда не стесняется в выражениях, а ещё она периодически просит меня спасти их. Обещает, что если я это сделаю, она назовет дочь в честь меня. Будто мне это нужно. Единственное, чего я хочу, так это выйти из этого дома прямо сейчас, заскочить в ближайший магазин и купить сменные глаза и руки, которые не видели и не трогали "раскрытия".

Герда вся в поту, в момент, когда она не кричит, то практически теряет сознание. Не представляю, насколько ей больно. Мне даже жаль её.

Периодически слушая доктора Руффи, проверяю "раскрытие" и вижу там изменения. Пару раз связываюсь с Заком и успокаиваю его, говоря, что Герда держится. И я тоже.

А тем временем судьба продолжает надо мной смеяться во весь голос. Что может быть абсурднее, чем оказаться запертой в доме мужчины, которого я люблю, вместе с женщиной, которая вынашивает его ребенка, да ещё и роды у неё принимать?

Бредятина.

– Алекс, когда ты увидишь головку, то должна быть максимально аккуратной. Как только голова выйдет, нужно осторожно перевернуть тело младенца, так чтобы ребенок не задохнулся. Понимаешь? Я сейчас объясню тебе, как это сделать более подробно. Когда девочка родится, то положи её на грудь Герды и жди, когда пуповина перестанет пульсировать. Потом возьмешь нож, обольёшь его алкоголем и перережешь пуповину, завяжешь и унесешь ребенка.

– Куда? – спрашиваю я, испытывая дикий ужас от слов доктора.

– Что – куда?

– Куда нести ребенка?

– Можешь положить в кроватку, но это только в том случае, если она сразу же закричит, если нет, то…

Около тридцати минут доктор проводит мне краткий экскурс в мир акушеров и гинекологов. Слушаю, но вся информация улетучивается, как только доктор начинает следующее предложение.

Герда воет, и я оборачиваюсь к ней.

Кажется, мне их не спасти. Я просто не могу. Делаю ещё глоток виски.

– Алекс! – кричит Герда, и я подхожу к ней. – Хватит пить! Что-то не так! Я чувствую! Сделай хоть что-то!

Заглядываю между ног и содрогаюсь. Я вижу голову. Черт!

Убираю рацию, снова обливаю себе руки и подбадриваю Герду, как только могу. Что происходит дальше я смутно помню. Словно мозг отказался запечатлеть это событие.

Когда девочка оказывается у меня на руках, я практически плачу. Она кричит, и мы с Гердой переглядываемся. Кладу ребенка Герде на грудь, но у той еле как держатся открытыми глаза. Я уже полностью где-то в себе и поэтому даже не содрогаюсь, когда прикасаюсь к пуповине, делаю всё, как велел доктор. Поливаю виски нож, делаю очередной глоток. И ещё один. Перерезаю пуповину и завязываю. Она склизкая и мерзкая. Узел получается только с пятого раза.

Боже, как это "просто".

Забираю девочку и уношу её в соседнюю комнату. С говорящей рацией на связи пеленаю и оставляю ребенка в кроватке.

Возвращаюсь к Герде и говорю, что это ещё не всё, доктор решила поиздеваться и сказала, что должно ещё что-то выйти из тела бедной Герды.

Звук поднимающегося железа сигнализирует о том, что мои сутки в компании Герды закончились.

Я потерялась во времени.

Ну её на фиг, я больше на пушечный выстрел к их дому не подойду. А к Герде тем более.

Мимо меня пробегают люди в белой одежде. Зак останавливается напротив. Поднимаю на него уставший взгляд и говорю:

– Поздравляю, у вас девочка.

Зак берет моё лицо в ладони и говорит:

– Спасибо. Боже, Алекс, ты невероятная.

Да, я такая.

– Иди к ним, – говорю я и отстраняюсь от Зака.

Не знаю, следует он моим словам или нет, но я плетусь в сторону церкви. Волк, который скорее всего всё это время был возле дома, подстраивается под мою скорость и движется рядом. Я рассказываю ему о том, что делала в доме Зака. В какие-то моменты практически плачу, в другие – смеюсь в голос. Добираюсь до комнаты Лексы. Заперто. Иду к лифту и спускаюсь. В больничном блоке топаю в сторону лифта и, даже не раздеваясь, забираюсь под воду. Мне срочно нужно смыть с себя кровь и хрен знает что ещё. Постепенно снимаю мокрую одежду, домываюсь уже будучи голой. Выхожу, заматываюсь в полотенце и возвращаюсь в палату, из которой так и не успела окончательно съехать. Забираюсь на кушетку, укутываюсь одеялом и проваливаюсь в сон.

Глава двадцать пятая

Всё же я переехала в новый дом. Это состоялось на следующий день после моего дебюта в акушерстве. Меня сопроводили в одноэтажный, довольно светлый и просторный домик с коричневой черепичной крышей и белыми стенами. К счастью, ни одно из окон не выходит на особняк Келлера, не хочу наблюдать, как Герда будет гулять с коляской, да вообще не желаю её больше видеть. Смотря на неё, я буду вспоминать другое, не то, что Закари отец ребенка, или о наших с ней стычках. А о том, как я принимала у неё роды.

По обе стороны от моего нового жилища расположились дома Рэнли и Нео. Во втором во всю идёт подготовка к свадьбе. Там куча народу, периодически разносятся взрывы смеха и всеобщего веселья. А ещё оттуда слышна музыка. Не думала о такой мелочи, но