Шрифт:
Закладка:
Олег Арсеньевич, внимательно рассматривая пленника, снова бросил быстрый взгляд на своих быков.
— Да? А маленького гадёныша вы не удосужились проверить?
Оба верзилы удивлённо посмотрели друг на друга.
— Олег Арсеньевич… — наконец, один из них обрёл способность разговаривать. — Да он же пацанёнок совсем! Откуда у него может быть оружие?
Обречённо покачав головой, показывая своё недовольство, Гаврилов уселся снова в кресло.
— Какие же вы всё — таки недоумки… Вот пока будете так мыслить, ваша доля — стоять за стульями хозяев. Мне нужен ранец этого пацана!
Не понимая, почему так злится шеф и туго соображая, что он от них хочет, оба бойца застыли в выжидающих позах, скрестив руки. То ли им нужно было сейчас бежать и обыскивать мальчугана, то ли оставаться на месте. Выбор обоих, после мучительных раздумий, выпал на то, чтобы остаться.
— Я разве неясно выразился? — прогремел голос начальника, заставляя от испуга взлететь любопытного голубя, севшего на ветку напротив одного из окон. — Немедленно обыскать мальчишку! Если его вещи лежали в этом кейсе, где находились документы, значит, то, что мы ищем, находится у него в ранце, олухи!
Поняв, наконец, что от них требуется, оба телохранителя ринулись к выходу.
— Эй, куда вдвоём то! Один, на всякий случай, останься у входа, — крикнул им вслед Гаврилов. — И принесите, наконец, мне эти документы! Найди портфель сосунка и пулей обратно!
— Поняли, шеф! — тут же послышался ответ. И оба со всех ног бросились выполнять поручение босса.
— Ну? — снова взглянув на пленника, спросил помощник Мозолевского. — Откуда у тебя в сумке два боевых пистолета и личные вещи моего брата? Нет, конечно, приближённо я понимаю, какую роль ты сумел сыграть во всей этой истории… Ты тот самый незнакомец с сорок вторым размером ноги, следы которого были обнаружены нашими экспертами на месте смерти Страшнова. Заметь, я не спрашиваю, а констатирую факт. То, что чуть раньше этого иуды там был застрелен мой родной брат, полиция не знает. Но мы — то с тобой отлично осведомлены, что произошло на том пустыре?!
Гаврилов, постепенно заводя себя, сам того не желая, резко встал с кресла, на котором сидел. Его взгляд с новой силой запылал от вновь проснувшейся ненависти к предполагаемому убийце родного брата. В голове снова ожила, казалось, совсем нелепая мысль… А не этот ли парень в тот роковой вечер нажал на курок пистолета и убил Стаса? Ведь Страшнов, возможно, был на тот момент уже не в состоянии прицельно выстрелить. Он уже был смертельно ранен и чуть позже умер от потери крови…
— Если виновен в смерти моего брата, тебя ничто не спасёт, — слова, словно приговор, резали тишину комнаты. — Ты только можешь сейчас немного облегчить свой конец. Сознайся, ведь в тот вечер, когда Страшнов был уже при смерти, ты выстрелил в Стаса?
Понимая, что его жизнь в эту минуту не стоила и гроша, Влад всё же не позволил себе снизойти до мольбы к этому страшному человеку. Он прекрасно понимал, что в данный момент всё равно не смог бы доказать Гаврилову, что именно Страшнов перед тем, как умереть, успел выстрелить в своего преследователя.
— Это сделал не я, — ответил парень, смело глядя в глаза противнику. — А вещи оказались в моей сумке только потому, что забрал их из карманов одежды вашего брата, когда Страшнов застелил его. И чтобы я убедился, что он произвёл выстрел не в случайного прохожего, сказал мне обыскать тело убитого. Я знаю, что всё равно не оставите нас в живых. Но повторяю, моя совесть чиста. И прошу вас только об одном, пощадите хотя бы девушку и пацана. Они ни в чём не виноваты.
Гаврилов, обогнув угол стола, на котором вперемешку лежал ворох всевозможных вещей, медленно вытащил из своей кобуры уже стрелявший в этой комнате пистолет.
— А ну пошёл к выходу! — махнув стволом, приказал он юноше. — Ты умрёшь, но не в этой комнате. Хочу сделать это на глазах твоих друзей…
Владислав, понимая, что у него здесь нет никаких шансов противостоять хорошо вооружённому противнику, всё же сделал попытку, словно оступившись, сдвинуться ближе к столу. Туда, где лежали оба пистолета, добытые им ещё в доме у озера.
— Даже не думай об этом, — остановил парня Гаврилов, наводя ствол прямо в лоб пленнику. — А ну — ка давай подальше от стола и быстро на выход!
Владику не оставалось ничего больше, как смириться и двинуться к двери.
Гаврилов, всё время держа его на мушке, последовал за молодым человеком. И когда юноша уже ступил одной ногой на пол длинного коридора, ведущего во двор, где — то совсем недалеко на улице раздались четыре пистолетных выстрела…
Нервно барабаня по поверхности стола, Лев Рудольфович вот уже в течение последних пятнадцати минут с нетерпением ожидал известия о том, что его самого и его подчинённых отпускают по домам.
Время шло, всех уже давно опросили, но отпускать почему — то не спешили.
Конечно, Мозолевский прекрасно понимал, чего именно ждали органы правопорядка. И чем дольше продолжалось ожидание, тем увереннее становился взгляд гендиректора энергетической компании.
Он догадывался, что ни полиция, ни органы ФСБ пока не смогли найти против него прямых обвинительных доказательств. А учитывая факт, что помещение шестого блока, на сервере которого хранились все данные о засекреченном проекте, было полностью уничтожено огнём, правоохранительным службам нужно было непременно отыскать злосчастный кейс Страшнова с украденными им документами.
Неприятно заскрипев, открылась входная дверь, и в помещение, где ожидали служащие огромного управления, вошёл полковник службы безопасности Мосин.
— Ещё раз добрый вечер, господа, — встав перед ними, проговорил Владимир Александрович. — Приношу свои извинения, что вам пришлось некоторое время подождать. Теперь все могут быть свободны.
По комнате пробежал лёгкий вздох облегчения. Люди сразу поднялись со своих мест в надежде поскорее покинуть это не самое комфортное помещение.
— Минуточку, господа! — остановил их спокойный голос Мосина. — Я не закончил. Свободны все, кроме генерального директора управления господина Мозолевского, руководителя службы охраны труда Наумова Сергея Викторовича и весь подконтрольный ему штат специалистов, а также Селезнёва Петра Сергеевича, директора по снабжению.
На глазах Мозолевского отобразилось некоторое беспокойство. Ведь адвокат, которого он сразу вызвал, когда всех попросили проследовать для дачи показаний, заверял, что сделает всё возможное, чтобы его освободили в первую очередь, без проволочек.
— Простите, — раздался раздражённый голос Льва Рудольфовича. — А собственно, почему нас не отпускают? Это, как понимаю, совершенно незаконно!
Мосин, до этого любезно провожавший у выхода из помещения всех отпущенных людей, резко развернулся и, сделав навстречу Мозолевскому три шага, встал прямо перед ним.
