варианте этой сказки, известном в обработке А.Н. Толстого и неоднократно публиковавшемся в последние полвека, лиса с помощью изощренной смекалки делает своего побратима Кузьму владетелем несметных богатств и наследником царства, принадлежащего Змею Горынычу (рис. 83). Однако в оригинальной версии этой сказки, опубликованной в Сборнике Афанасьева, хозяевами царства, доставшегося Кузьме, оказываются царь Огонь и царица Молния (вариант – Гром-батька и Молния-матка), что свидетельствует о самых что ни на есть глубинных арийских (а значит, и гиперборейских) корнях самого сказочного сюжета и действующих персонажей.

Если в славянском фольклоре сохранились лишь слабые намеки о великом матриархальном прошлом лисы, то, к примеру, в китайской мифологии матриархальные реминисценции присутствуют в гораздо большем объеме, раскрывая глубинные аспекты древнего и общего (гиперборейского) мировоззрения. В китайской культуре сформировалась настоящая «лисья философия», имеющая ярко выраженный матриархальный характер. Лиса, по представлениям китайцев, – это животное, в чьей природе четко прослеживаются сверхъестественные качества. Они позволяют лисе легко менять внешний облик, зачастую превращаясь в человека. Достигнув возраста 50 лет, лиса может превратиться в женщину, а после 100 лет – в молодую и прекрасную девушку или, если захочет, – в колдуна, обладающего сверхъестественной силой. Прожив 1000 лет, она принимается в рай, где становится «Божественной Лисой». Божественная Лиса имеет шкуру золотого цвета и девять хвостов; она прислуживает в чертогах солнца и луны и знает все тайны природы. Утверждается, что лиса является рысаком, верхом на котором ездят призраки и привидения.

Рис. 83. Лисица и Змей Горыныч. Иллюстрация к сказке «Кузьма Скоробогатый». Художник Константин Кузнецов

Китайцы уверены, что изначально в давние времена лиса была распутной женщиной. На тему лисы-оборотня, соблазняющей главным образом юношей, существует множество легенд и написано одно из самых знаменитых произведений китайской литературы – сборник фантастических новелл «Лисьи чары», принадлежащий перу (точнее – кисти, ибо китайские иероглифы до недавнего времени писались с помощью кисточки и туши) известнейшего писателя XVII века Пу Сун-лина. Русскому читателю сборника Пу Сун-лина трудно избавиться от мысли, что нечто подобное ему уже где-то встречалось. Так, в новелле «Дева-лиса» рассказывается, как однажды ночью к студенту по имени Гунь явилась прекрасная девушка, возлегла к нему на ложе и соблазнила невинного студиоза. То же повторилось и в последующие ночи. Юноша понимал, что это лиса-оборотень, но, влюбившись в красавицу, молчал, скрывал свою любовную связь от людей и даже от отца с матерью. Прошло довольно много времени, и юноша стал чахнуть…

Данный сюжет, заимствованный Пу Сун-лином из народных преданий, живо напоминает представления славянской мифологии об Огненном змее, который прилетает по ночам через печную трубу к одиноким женщинам и вступает с ними в плотскую связь, сосет их кровь или молоко из грудей. Женщина или девушка, которую посещает змеевидный любовник, начинает сохнуть, чахнуть и, как правило, быстро умирает. Особенно этот мифологический сюжет распространен среди южных славян, но другие славянские народы тоже не исключение. Одним из самых любимых произведений русского народа на протяжении многих веков была «Повесть о Петре и Февронии», которая начинается с того, как жене муромского князя дьявол вселил на блуд «неприязненного летящего змея», совершившего над княгиней насилие. В результате княгиня конечно же начала чахнуть…

На первый взгляд, между лисой и змеем нет ничего общего (кроме того, в китайских народных сказаниях соблазняется мужчина, а в славянских, наоборот, – женщина). Но это только на первый взгляд. Первобытная мифология и магия имели ярко выраженный сексуальный аспект, можно даже с полным основанием утверждать, что он составлял основу древнего мировоззрения. На протяжении многих тысячелетий выработались символы-мифологемы сексуальной практики. Так вот, змей испокон веков в культурах различных народов олицетворял мужской детородный орган. Напротив, лиса в традициях некоторых (как это было проиллюстрировано на примере китайской символики) евразийских культур персонифицировала женскую сексуальность. Отголоски этих представлений дожили и до наших дней.

В индоевропейской традиции – прямой наследницы гиперборейской – произошли некоторые трансформации. Что касается фаллического образа змея, то он таким и остался[37]. Что касается лисы, то ее сексуальная символика просматривается в составе иной смысловой целостности. Дело в том, что в ранней индоевропейской традиции женскую сексуальность олицетворяла не только лисица, но и куница. С точки зрения современной научной систематики, та и другая – хищники из разных зоологических семейств (первая представляет псовых, вторая – куньих). Однако в народе особой разницы (кроме величины и образа жизни) между куницей и лисицей не делали. С точки зрения народной и даже торговой или налоговой (даннической) систематики обе они попадали в разряд пушных зверей и являлись носительницами «мягкой рухляди».

При этом значение куницы оказалось несравненно более важным. Об этом свидетельствует хорошо известный исторический факт: до появления денег на Руси (а также наряду с монтным обращением вплоть до конца XIV – начала XV века) торгово-обменный и налогово-даннический расчет велся в кунах, то есть в шкурках куницы, ставших официальной счетной денежной единицей. Однако уникальное положение куницы и всего семейства куньих (куда также входит соболь, хорек, горностай, ласка, барсук, норка, выдра, росомаха и др.) прослеживается вплоть до эпохи матриархата. Именно тогда в представлении древних индоевропейцев куница сделалась символом женского рода.

В русских народных говорах женские гениталии до сих пор именуются кункой (причем слово – в отличие от некоторых других – считается вполне нормативным). Студенты-медики говорят еще куночка. В обиходном русском языке также сохранилась древняя лексема: в тверской и псковской областях куночкой до сих пор называют хорошо одетую девочку (см. Словарь Даля). Само слово с данной корневой основой наидревнейшего индоевропейского (и, надо полагать, Гиперборейского) происхождения: по-латыни cunnus – это «вульва» (отсюда же и сексологический термин «куннилингус»). Древние римляне тем же словом называли и проституток, что, кстати, совпадает с китайской традицией проводить параллель между проституткой и лисой. Таким образом, обозначение женского естества через понятие кунка (cunnus) восходит по меньшей мере ко временам начала разделения славянских и романских языков в составе былой индоевропейской этнолингвистической общности. Между прочим, в латинском языке анатомическое понятие vulva, означающее «преддверие влагалища», этимологически сопряжено с термином volva, означающем «матку», и оба они (что для нас в данном случае и представляет интерес) созвучны со словом vulpзs – «лиса», которое в более раннюю, архаическую эпоху произносилось как volpзs. (Считаю, что все они происходят из единого протолексического гнезда и однозначно связаны с женской сексуальной символикой.)

Между прочим, ни один филолог-профессионал не смог до сих пор вразумительно объяснить, откуда в русском языке взялось слово «лис(а)». В других индоевропейских языках (кроме славянских) «лиса» звучит совершенно по-другому (в отличие, скажем,