Шрифт:
Закладка:
– Уезжайте.
Сказав это, он рухнул в высокую траву, будто охапка дров.
Тейя подбежала к нему, упала рядом, но не ничком, как Эйвери. «Потому что я не умерла». Она перекатила его на спину, приподняла голову и увидела дыру в джинсовой рубашке чуть ниже груди. Как она сразу этого не заметила? Она что, слепа? Она повторяла его имя снова и снова, сначала тише, потом все громче, но его взгляд уже застыл и остекленел. Его не стало.
Билли Коттон выбрался на крыльцо, нагой, с пистолетом Кука в руке. Уставился на жену Эйвери, рыдающую над трупом карлика. Коттон наблюдал за всем этим, как за драмой, в которой сам принимал участие. На лице его отражалась жалость и печаль. Он двинулся вниз по ступенькам, думая, что мог бы прочитать ей какую-нибудь проповедь. Как-никак она была последней, кто остался из его прихода. Вынесла столько тягот во имя него. Но когда Тейя увидела его с оружием, она отпрянула, будто заставляя себя бросить мужа. Встала на четвереньки и поползла, потом поднялась на ноги и побежала, чтобы в мгновение ока забраться в «Плимут». Коттон представил себе, каким, должно быть, выглядел в ее глазах – голый старик, размахивающий руками, еще и с пистолетом. Неуклюжий, как настоящее чудище.
Колеса машины завращались на траве, взметая землю, и она вырвалась через ворота. Повернула направо, на окружную дорогу и исчезла из виду.
Коттон дошел до оранжереи, где остановился, прислушиваясь к затухающему в пении цикад, сидящих на деревьях, шуму «Плимута». Бензиновый генератор зачихал за оранжереей, запнулся несколько раз и наконец замер. В наступившей тишине Коттон услышал иной звук из оранжереи – всхлипы и металлические лязги.
Почти позабыв о пистолете в руке, Эйвери с любопытством вошел в дверь.
Ее связь со зрением констебля затухала. Сердце замедлялось в унисон его сердцу. Лицо брата оставалось перед глазами – с вытаращенными глазами, забрызганное кровью. Под столом, в месте, где были тесные стекла и резкий свет. И лес зеленых растений Эйвери. Темнота.
Миранда открыла глаза и увидела перед собой тлеющие останки Искриного дома.
Огонь в печи к тому времени погас.
Ветер пробирался сквозь кости лачуги, раздувал пепел, дым и золу, а Миранда чувствовала, как содрогается дом, и вспоминала сказки, которые рассказывала ей в детстве Искра. Там была ведьма, у которой дом отрастил куриные ножки и бродил по лесу, никогда не останавливаясь дважды в одном и том же месте. Так дом прятал ведьму, говорила Искра. Защищал ее.
Ветер смолк.
Девочка возникла на склоне, будто из воздуха. Она появилась рядом с пнем, где торчал топор.
– Тебе нужно поторопиться, – сказала она.
– Иду, – сказала Миранда.
Ветер встряхнул банки в огородике Малька, развеяв видение.
«Братик, – подумала Миранда, – я иду к тебе».
Когда женщина убежала, Малёк собрал всю свою храбрость, чтобы посмотреть на мертвого мужчину, который лежал на камнях в трех футах от него. Подол его рубашки был наполовину расстегнут, и оттуда вывалилось брюхо, из-за чего мужчина казался мальчику огромной забитой свиньей. Так эта женщина, с лезвием Птицы-Отца, с ним и обошлась – как с существом, которое найдет лучшее применение на другой стороне бытия. Малёк чувствовал какой-то неприятный запах – и это была не его рыбная вонь с примесью мочи и страха.
Умирая, толстяк наложил себе в штаны.
Малёк потянул за наручник, который прижимал его к стене. Кожа вокруг запястья уже была ободрана там, где ее касался металл. Свободной рукой он не мог дотянуться ни до чего, что помогло бы ему освободиться. Рука и нога болели там, где толстяк ударил его бутылкой. Плечо горело. Каждый вдох сопровождался болью.
Он услышал голоса снаружи. Где-то кричала женщина.
И еще шумел двигатель – громче, чем до этого, когда он мерно работал сразу за стеной, к которой был прикован мальчик.
Он закрыл глаза, откинулся и постарался не думать о собственной глупости. Ведь он ушел без Сестры. И гадал теперь, где его подруга – в безопасности она или погибла? И если погибла, то значит ли это, что и он тоже умрет?
Низкий гул прекратился.
Лампы в формочках для пирога замерцали.
Вся оранжерея погрузилась в темноту.
Мальчик быстро дернул за наручник, в последний раз попытавшись освободиться, но сталь лишь сильнее врезалась ему в запястье.
Единственный луч света прорезал темноту.
– Кто здесь? – произнес голос.
Голос, от которого у мальчика почти замерло от ужаса сердце.
Он различил среди растений силуэт голого мужчины. Он видел его только ниже пояса – вид ему преграждала столешница.
– Чарли? – позвал мужчина. Он сел рядом с трупом, положил ладонь на рукоять мачете, всаженного толстяку в череп. В другой руке у мужчины – пистолет. Малёк знал про пистолеты. Сестра наказала ему никогда не трогать дробовик, который Баба держала в шкафу. Мальчик постарался вжаться в стену, насколько мог, чтобы его не было видно, но цепь наручника звякнула о трубу.
Голый мужчина присел и пригнул голову, чтобы заглянуть под стол.
Глаза Птицы-Отца зияли черными пропастями. Он сел на камни, крякнул от боли. Какое-то время разглядывал мальчика. Он потянулся и схватил мачете, торчащее из черепа толстяка. Вытащил его – при этом раздался влажный звук, похожий на треск спелой дыни.
Мальчик услышал шорох гравия, и в длинном луче света возникла девочка, ее фигурка напоминала вырезанную из бумаги куклу. При виде ее он почувствовал, как комок страха развязывается у него в груди, но потом снова сжался, когда Птица-Отец с ней заговорил.
– Посмотри и увидишь, дитя, что нам уготовано.
Девочка наклонилась и уставилась на Малька. Ее глаза расширились от страха за мальчика.
– Нам надо торопиться, – сказала девочка. Она помедлила, а потом взяла старика за руку и попыталась осторожно поднять его на ноги. – Скоро здесь будут плохие люди. Над этим местом нависла черная туча.
Но Птица-Отец сопротивлялся, притягивая ее к себе.
– Это Провидение, – сказал он, мягко, с благоговением.
– Нет, – ответила девочка, отстраняясь. – Он с этим не связан. Он не связан с тем, что я видела.
– Связан, дитя. Он связан со мной.
– Я никогда не видела ничего насчет него. Там были только вы и я. Это наш путь.
Малёк услышал ее слова и понял только одно…
«он связан со мной»
…то, что он давно подозревал, когда просыпался от ужасных кошмаров. Сны, которые снились и ему, и этому чудовищу. И являли правду. Единственную правду, которую он когда-либо боялся узнать, и теперь, когда он узнал, – она словно пробила дыру у него в сердце.
