– Что ты городишь?

– А что прикажете думать, хозяин? Кто-то проник в машинное отделение и несколько раз пытался запустить двигатель… При том, что судно стоит на якоре!.. Я спустился туда, а там – никого. И двигатель заглох… Потом опять двадцать пять!.. Мы с рулевым решили, что это диверсия…

– Ты в своем уме?

– Сколько человек на яхте? – продолжал Гена. – Пятеро? Вы, я, рулевой, барышня ваша, которая в трюме заперта, и этот… которого немой сюда доставил. Он из трюма выйти не мог! Я сам дверь за ним закрывал. Кто же тогда мотор запустил?

Матрос, который был не робкого десятка, дрожал как осиновый лист.

– Один раз двигатель заработал, когда мы с пленником беседовали в каюте, – сказал Лавинский. – Значит, это не он. А вы с рулевым чем занимались?

– В карты резались. Стоим на якоре, сна ни в одном глазу…

– Не сходится.

– Вот я и говорю, на судне кто-то прячется… Шестой!

– Член экипажа, который втихаря вернулся на борт? Это исключено. Я сам смотрел, как они спускались по трапу, и мы сразу же снялись с якоря. Догнать яхту вплавь нереально…

– И незаметно подобраться на шлюпке нельзя, – добавил матрос. – Вокруг открытая вода. Разве что когда совсем стемнело…

– Думаешь, немой вернулся? – предположил Лавинский.

– Зачем? Он вроде мужик серьезный… шутки шутить не любит.

– Вряд ли это штуки…

Мужчины стояли на участке лестницы, куда падал сумеречный свет из окна, и Лавинский выключил фонарь. Матрос зябко повел плечами и задрал голову, выглядывая на палубу. Солнце вставало из воды, из тумана на горизонте, обливая небо розовым золотом. Крик чайки прорезал тревожную тишину. Следом за ним что-то на судне заскрежетало и щелкнуло, словно яхта отозвалась на птичий голос.

– Черт! Ты слышал?

– У меня волосы дыбом от всего этого, – признался матрос. – Электрика еще накрылась! Наверное, что-то перегорело. Неисправности всегда механик устранял…

– Механика нет, Гена. Он остался на берегу. Придется тебе заняться ремонтом. Разберешься, в чем дело?

– Перед выходом все было в ажуре…

– Я в курсе! – повысил голос Лавинский. – Твоя версия? Неизвестный диверсант хочет устроить на судне Армагеддон? Значит, возьми рулевого, обшарьте каждый закоулок, загляните в каждую щель, поймайте его и приведите ко мне!

– Слушаюсь, – по-военному ответил матрос, но не спешил уходить.

– Чего стоишь? Марш выполнять приказ!

– Стыдно сказать, я… в общем, страшновато мне…

Лавинский хотел выругаться, но сдержался. Вид у Гены был испуганный и взъерошенный. Может, и правда на яхту кто-то пробрался? Это совсем некстати. Особенно сейчас.

– У меня в сейфе есть оружие, – сказал он. – Пойдем, возьмешь два пистолета, один себе, другой рулевому…

Глава 37

Москва

Артеменко нашел в развалинах место, пригодное для временного обитания. Углубленное в землю помещение с бетонными стенами дышало сыростью и холодом. Окон не было, на грязном полу валялся мусор.

Он принес из ангара пару полусгнивших ящиков: все же лучше, чем сидеть на камнях.

– Сколько нам торчать в этом склепе? – поежилась Ирина. – Пока рак на горе не свистнет?

– Переждем опасность, потом решим, куда податься.

– А кто нам угрожает? Ты знаешь?

– Разберемся.

Если бы Артеменко знал, он чувствовал бы себя уверенней. Свалить бы все на Самбурова! Но Ирина потребует доказательств, а где их взять? Сыщик терялся в догадках, что происходит и как выйти из положения. Берясь за дело, он не ожидал такого поворота. Он не собирался крутить роман с клиенткой, а получилось, что они стали любовниками. Более того, неведомый противник оказался хитрее и ловчее. Кто из них теперь охотник, а кто – дичь?

По Ирине было видно, что случившаяся между ними близость тяготит ее. Она бы с удовольствием вычеркнула досадный эпизод из своей и его памяти.

«Почему, черт побери?! – негодовал Артеменко. – Чем я ей не угодил?!»

Он вполне обоснованно считал себя сексуально привлекательным мужчиной. Да, он не романтик, скорее циник, и всегда сохранял в отношениях здравомыслие. Но с Ириной все пошло наперекосяк. От нее исходило мягкое притяжение, чувственная аура, которой невозможно противиться. Даже сейчас, в страхе и замешательстве, неприбранная, в бесформенной спортивной одежде она была желанной и загадочной. Не удивительно, что такой сердцеед, как Самбуров, запал на нее.

– Располагайся, – сказал сыщик, придвигая деревянный ящик к стене. – Пока это все, что я могу предложить.

Эта женщина обитала в другом мире, не в том, где жил и работал детектив Артеменко. Не его поля ягода. Но отчего его так сильно влечет к ней?

Ирина кое-как уселась. Она старалась успокоиться и прийти к какому-то выводу, определить, кто друг, а кто враг. Ее мучили подозрения по поводу Ильи. К ней опять вернулись мысли о том, что он причастен к смерти ее мужа.

Две погибших женщины из ее сна оказались не мрачной фантазией, а жуткой реальностью. Кончине Миши Гольдмана нет объяснения. Браслет с изумрудами пропал. Она может попасть под подозрение в убийстве и скрывается в руинах на окраине города. Бред, который стал явью!

– Что теперь будет? – спросила Ирина.

– Я думаю над этим, – нахмурился Артеменко. – Ты могла бы мне помочь.

– Как?

– Рассказать все без утайки.

– Ты не поверишь…

Он вышагивал от стены к стене, поддевая ногой банку от пива, которая с грохотом каталась по полу.

– Перестань! – взмолилась она. – Шум привлекает внимание!

– На этом пустыре тусуются одни бомжи и наркоши. Их нечего бояться.

– Кто за мной следит? У тебя есть соображения?

– Полагаю, тот, кто убил Войцеховскую и Юркевич, – мстительно заявил сыщик. – Ты – третья! Я не могу составить мало-мальски достоверную картину, а ты продолжаешь молчать. Я блуждаю в области предположений… Так мы докатимся до беды! Вспомни Гольдмана. Вряд ли он собирался умирать, но теперь его тело лежит в морге. Ты этого хочешь?

– А чего хочешь ты? Правды?! У каждого она своя. Моя правда заключается в том, что я… ничего не понимаю! Другой правды не будет… Что бы я ни добавила к уже сказанному, путаницы станет еще больше. Ты потребуешь объяснений, а у меня их нет. Кончится тем, что мы разругаемся впрах и разойдемся. А ты мне нужен! Я понятия не имею, куда мне идти, что предпринять, где меня поджидает опасность…

В бетонной клетушке было негде развернуться. Артеменко остановился подле Ирины и сверлил ее негодующим взглядом, который сменился отчаянной решимостью.

– Я