Шрифт:
Закладка:
–Я в лагере была,– сказала Ася и с удивлением услышала, как дрожит ее голос.
–Везет,– с усмешкой произнес Ваня и, бросив окурок на землю, затоптал его ногой.– Я вот все лето здесь проторчал, в четырех стенах, с предками, будь они неладны. У отца инсульт.
–У дяди Феди?– испуганно переспросила Ася.– Давно?
Ваня кивнул.
–Еще в начале июня шибануло. Допсиховался наконец. Лежит вот теперь, судно за ним выноси, кашки всякие готовь, протертые.– Его глаза недобро сощурились, красивые яркие губы брезгливо скривились.
–А мама что?– поинтересовалась Ася, чувствуя привычную жалость к Ване, теперь уже за то, что на его плечах больной человек.
–Мама?– Ваня выразительно хмыкнул.– Нормально. Нового любовника себе завела и в ус не дует.
Никогда прежде он так не разговаривал с Асей, не посвящал в дела своей семьи, не делился с ней наболевшим, сокровенным.
Что-то случилось. Произошло, странное, непонятное и… прекрасное. Ася ушла домой и весь день думала о Ване. О том, какой он высокий и стройный, какие у него прекрасные грустные глаза и тяжелая, печальная судьба.
Вечером она подслушала, как бабушка говорит маме:
–Видала, как Клавкин вымахал? Вот кобель будет, девкам на погибель, весь в мать.
Асе сделалось невыразимо обидно за то, что бабушка так грубо говорит о Ване. Неправда все это! Никакой он не кобель, а просто несчастный, одинокий человек. Ему нужна помощь, у него ведь нет ни одного близкого друга. Кроме… ну да, кроме нее, Аси. Кому, как не ей, понять его, поддержать, утешить – ведь они знакомы с самого детства.
В эту ночь она заснула в счастливых мечтах. А наутро Ваня ждал ее у дверей квартиры.
–У тебя есть планы на сегодня?
Ася покачала головой.
–Нет, а что?
–Да ничего. Просто… думал, может, сходим куда-нибудь, прогуляемся? А то я с ума сойду целыми днями у постели зассанной сидеть.
–А… его можно оставить, дядю Федю?– несмело спросила Ася.
–Можно, отчего ж нельзя. Мать как раз пришла с гулянки, пусть теперь она поломается.
–Тогда пошли,– согласилась она.
Они отправились в лес, благо тот находился неподалеку. Стояли последние дни августа, воздух был теплым и прозрачным, листва совсем еще зеленой. Пахло хвоей и грибами, на березовом суку сидел дятел в красной шляпке и деловито долбил клювом пеструю кору.
Ваня шел впереди, молча, иногда носком кроссовки поддевая валяющиеся на дороге шишки, Ася чуть поодаль, за ним следом. Она еще ни разу не гуляла с мальчиком, вот так, одна, без компании, и ужасно стеснялась, не зная, как себя вести.
Может быть, стоит подойти к Ване, взять его под руку, начать самой расспрашивать о чем-нибудь? Она хотела было, но он опередил ее. Остановился, дождался, пока Ася приблизится, и кивнул на длинное поваленное дерево:
–Смотри какое. Пойдем, посидим?
Они уселись рядышком, бок о бок. Прямо над ними, на верхушке молоденькой елки звонко заливалась какая-то птичка.
–Я, наверное, кажусь тебе странным?– спросил Ваня и заглянул Асе в лицо.
–Почему?– удивилась она.– Вовсе нет.
–Вот так, с ходу, взял и пригласил пойти гулять. Тебе скучно со мной?
Ася уже хотела ответить, что ей не только не скучно, а, наоборот, замечательно и интересно, как никогда, но вовремя сдержалась. Так, того и гляди, она ему первой признается, что он ей нравится!
–Нет, Ваня, мне не скучно.– Она улыбнулась. Спокойно, доброжелательно, как хорошему, старому другу.
–Знаешь, Ася, я так устал от всего этого.– Ваня низко опустил кудрявую голову.– Никому ничего не скажешь, все только смеяться будут. Иногда мне кажется, что я глубокий старик, и вся жизнь позади. Честное слово, не веришь?
–Верю,– тихо проговорила Ася.– Но ты не расстраивайся. Все будет нормально, дядя Федя поправится.
–Да я не об этом вовсе.– Ваня с досадой махнул рукой.– Черт с ним, с этим козлом, лишь бы спать давал ночью, а то вечно стонет, глаз сомкнуть не дает. Я о другом, Ася…– он замолчал, глядя прямо ей в глаза.
Она почувствовала, как щеки заливает румянец.
–О чем же?
–Понимаешь, мне нужен человек, который… ну, одним словом, понимал бы меня, мог выслушать, не перебивая, и…– Ваня запнулся, а потом спросил с тревогой:– Ты, наверное, думаешь, что я сумасшедший?
Ася рассердилась.
–Почему ты постоянно решаешь за меня, о чем я думаю? Ты что, телепат?
–Не знаю,– он растерянно пожал плечами,– просто мне кажется, что я… никому не интересен со своими проблемами.
–Ерунда,– твердо проговорила Ася.– Очень даже интересен. Если хочешь знать…– Она остановилась, не закончив фразы. Не могла сказать ему, что вчера вечером думала как раз об этом.
Как удивительно все получается! Удивительно и складно: Ваня ищет человека, который бы его слушал и понимал, а она, Ася, мечтает им стать. Замечательно и просто, как музыка любимого Вольфганга Амадея Моцарта.
Ванино лицо вдруг изменилось, будто он и вправду каким-то невероятным образом смог прочитать Асины мысли – просветлело, стало нежным и решительным одновременно.
–Ты очень красивая,– его руки осторожно коснулись ее плеч.
Они сидели и обнимались – Ася много раз видела, как точно так же, в обнимку, сидят по вечерам на лавочках старшеклассники. Раньше она об этом и мечтать не могла, но теперь принимала все как должное. А потом Ваня поцеловал ее, неловко, неумело – видно было, что опыта в таких делах у него нет.
Они стали встречаться и проводить вместе почти все время. Мать и особенно бабушка резко протестовали против этого. Зато тетя Клава неизменно встречала Асю умилительной улыбкой и словами: «А вот и наша невестушка».
Поначалу все было хорошо: Ваня проявлял заботу и внимание, говорил ей комплименты и даже дарил дешевые шоколадки. Правда, взамен от нее требовалось терпеливо выслушивать долгие и душераздирающие исповеди, которые Ваня произносил почти ежедневно, блистая при этом поистине замечательным красноречием.
Он жаловался без конца и на все: на трудное детство, отверженность сверстниками, постоянный стыд за гулящую мать и отца-рогоносца, на тяжкие обязанности по уходу за инвалидом, свалившиеся на него в столь юном возрасте, когда все другие беспечны и веселы.
В его жалобах был резон, они не казались Асе пустыми или вымышленными. Наоборот, она всей душой сочувствовала Ване, пыталась хоть как-то облегчить ему жизнь, с готовностью помогала по хозяйству и даже уходу за дядей Федей.
Однако постепенно ей становилось не по себе. После их свиданий ее долго не покидало ощущение полной опустошенности и бесконечной усталости. Ася чувствовала себя так, будто несколько часов кряду тянула за собой паровоз с десятком тяжеленных вагонов. Любые ее попытки свернуть печальную беседу, направить разговор в другое, более светлое русло встречали ожесточенное сопротивление.