После того, как полковник мастерски сломал дух Черного Пса, допрос пошел как по маслу. Я слушала вполуха — мне и так все это было известно. Слишком хорошо известно.

Потом байкера увели. Напоследок он в отчаянии крикнул Пантере: «Будешь меня навещать в тюрьме?», она промолчала, и мне это не понравилось. Надеюсь, она не рассчитывает, что ей удастся завязать романтические отношения с моим зайчонком?

Затем наступила очередь Главного Магистра. Старичку пришлось выдержать целую серию вопросов — причем не только от полковника, но и от Якова Матвеевича, который просто не мог не воспользоваться редким шансом узнать историческую информацию не из книг, а напрямую от носителя страшной древней традиции.

Лесовичок, поглаживая бороду закованными в кандалы руками, отвечал охотно и многословно, выказывая полную готовность сотрудничать со следствием и наукой.

Но в какой-то момент он обронил:

— Кстати, при свидетелях хочу вам сообщить, товарищ полковник, что у меня сильно кружится голова, перед глазами звездочки, а в ушах звенит… Я совершенно не отдаю себе отчет в своих действиях и словах. Учтите это, пожалуйста. Я сейчас пребываю отнюдь не в здравом уме и твердой памяти. Полагаю, это следует учесть при приобщении моих показаний к делу. — И он довольно-таки гнусно ухмыльнулся.

Полковник, очевидно, несколько смешался, перестал делать пометки в своем блокноте, однако храбро заявил:

— Окей, я сейчас вызову врача, он разберется, в здравом вы уме или не в здравом.

— Не забудьте сообщить вашему врачу, что мне восемьдесят три года, — довольным голосом предложил Главный Магистр. И обернулся к Якову Матвеевичу: — И на вашем месте, дорогой мой, я бы тоже не слишком рассчитывал на признание коллег. Грош цена всей вашей научной работе без «Книги Пряностей». А ее Черный Пес сжег. Хоть какой-то от него прок… Так что — увы, господа, напрасно вы потратили сейчас мое и свое время…

Старичок, этот гадкий лесовичок, торжествовал! Но ведь его уже совсем зажали в угол! Неужели ему удалось выскользнуть?

Полковник явно не знал, что делать. Яков Матвеевич грустно склонил голову. Серебристые виски блеснули в мягком свете, падавшем из мансардных окон. Судя по всем, наш корабль напоролся на рифы.

Грядущий судебный процесс разваливался на глазах. Неужели главный виновник всех моих бед останется безнаказанным?

— Ну что, Любовь Васильевна, — неожиданно Магистр повернулся ко мне, — теперь вы видите, кто здесь умнее всех? Теперь-то, моя дорогая, вы осознаете, что потеряли? Главное — правильно составить инструкцию для подчиненных! Благодаря тому, что мой послушный помощник бросил в огонь «Книгу Пряностей» — я навсегда останусь неуязвимым. Главного доказательства у многоуважаемого товарища полковника нет и не будет!

— Ёлки, просто уши вянут. — К нам ленивой походкой подошла Пантера. — Вы бы так не горячились, папаша. Не сжег Пес вашу книженцию, и не мечтайте.

— Что? — нахмурил белые брови лесовичок.

— Что слышали, папаша, — хмыкнула Пантера. — Вот эта мерзкая книжка. — И она с ловкостью Дэвида Копперфильда вытащила из своего грязного рюкзака — я не могла поверить своим глазам — «Книгу Пряностей»! Ту самую! В бордовой обложке, со змеей в короне!

— Но… Но… Но я же видел, как Книга горела в очаге! — залепетал Главный Магистр.

— А, то была другая, — махнула рукой Пантера. — «Руководство усердной хозяйки».

— Мое «Руководство»? — возмутилась я. — Я же тебе его подарила, чтобы ты уму-разуму набиралась!

— Вот и набралась. Когда обнималась с Псом, подменила «Книгу Пряностей» на ваше бездарное «Руководство», гори оно синим пламенем!

— Ах, какая неблагодарная девчонка! — поразилась я. А потом до меня дошло: — Хотя… Знаешь, Катерина, наверное, ты не настолько плоха, как может показаться на первый взгляд… — с трудом признала я.

— Святые небеса, барышня спасла всех нас! — радостно воскликнул Яков Матвеевич.

— Да, Пантера, молоток! — похлопал ее по плечу полковник и бережно принял у нее «Книгу Пряностей». — Забираю ее как вещественное доказательство. Теперь она будет храниться не в каком-то ресторане, а в надежном месте — у меня в кабинете. Вместе с медальоном.

— Если позволите, господин полковник… — робко начал Яков Матвеевич.

— Окей, у вас будет исключительное право доступа, и только у вас, Яков Матвеевич, — сразу понял полковник.

— Постойте, а как же несчастный Порфирий Петухов? — вступилась я за страдальца шеф-повара «Туфельки Екатерины». — Он ведь идет ко дну со своим кулинарным кораблем. Сам признался, что не все рецепты помнит, сутками сочиняет какое-то жалкое временное меню, даже без майонеза… Может, все-таки отдать им книжку обратно?

— Насколько я понял, директор ресторана — умный мужик и вряд ли захочет продолжать всю эту тему с блюдами императрицы, — отозвался полковник. — Уж по крайней мере, он не станет угощать клиентов теми же блюдами, которыми едва не отравили восемнадцать президентов и шесть премьер-министров, в том числе четырех женщин… — Он задумчиво погладил родинку на щеке. — Но если пожелает — окей, пущу Порфирия, пусть освежает дырявую память, выписывает рецепты на здоровье… А после окончания следствия и вынесения приговора, Яков Матвеевич, вы уже сможете забрать свою драгоценную книжку в Эрмитаж — или куда там вы собиралась ее пристроить.

— Конечно, в родной Эрмитаж, — благодарно кивнул ученый.

— Товарищ полковник! — В бельведер ворвался запыхавшийся Володя. — Президент зовет шеф-повара!

Глава 29

На нашу свадьбу в восемьдесят третьем году Петенька подарил мне деревянную шкатулку, которую выстругал и раскрасил своими руками. Она и по сей день стоит у меня на трюмо в спальне: с высокой крышечкой, нежных тонов — тоненькие золотые полоски по бело-голубому фону. Слишком пресно, на мой вкус, я люблю что-нибудь поярче да позабористее; но я все равно питала к шкатулке нежные чувства, сберегла ее во время всех ремонтов и переездов. Хранила в ней всякие памятные вещицы: счастливый билетик из трамвая № 11, первая Степочкина фотография на паспорт, значок заслуженного учителя Российской Федерации, мой партийный билет КПСС за 1989 год, Петино обручальное кольцо, та самая ампула со змеиным ядом, ключик забыла уже от чего…

Голубой зал Константиновского дворца поразительно напоминал мою шкатулку, только увеличенную в размерах. Те же робкие зимние оттенки, тот же золотой иней на карнизах и потолке. В похожем стиле были оформлены и небольшие круглые столы, расставленные по длинным сторонам зала — под высокими окнами, декорированными светлыми шторами, очень даже скромными по дворцовым стандартам. В центре лакированный березовый паркет оставили свободным — очевидно, для выступления артистов.

А вокруг столов стояли восемнадцать президентов и шесть премьер-министров, в том числе четыре женщины, и аплодировали мне стоя.

Я обмякла и, как куль с мукой, повалилась на Володю, открывшего мне золоченые двери. Не каждый день тобой восхищаются мировые лидеры! Да