– Не в таком растрёпанном и небритом? – спросил Никос, автоматически приглаживая густую взъерошенную чёлку.

– Ну… Можно сказать и так, – загадочно сказала Афродита. – В эмбрионном.

– Что?! – Никос округлил глаза. – Ты видела меня эмбрионом?!

– Да, но в чреве твоей матери ты был не один, что меня слегка озадачило.

– А с кем?

– Как с кем? – хихикнула Богиня. – С Кейси, конечно, забыл?

– Ах, ну да! – Никос хлопнул себя по лбу.

– Ну а судьбу тебе сплели Мойры.

«Мойры! Три сестры, что держат нить жизни. Одна прядёт, вторая измеряет, а третья перерезает…» – подумал Никос и вспомнил о змее на палубе яхты. Гармония, кажется, так она назвалась, говорила, нет, шипела ему о том, что придёт спаситель. Значит… Он и есть спаситель! И будет принесён в жертву ради сохранения человечества! На несколько мгновений взгляд Никоса застыл на одной точке, потом он быстро взглянул в обеспокоенные глаза Афродиты. Она тут же почувствовала тревогу в душе своего возлюбленного. Её прекрасное лицо нахмурилось, во взгляде мелькнула настороженность. Никосу совсем не хотелось огорчать Богиню, и он решил утаить от неё свою догадку.

– Скажи, любимая, а ты уверена, что я и есть тот самый эмбрион, на которого указал Оракул? Если я хоть что-то понимаю, эмбрионы все одинаковые.

Никос посмотрел на слегка округлившийся живот Афродиты. От него исходило нежное сияние, словно внутри светило солнышко.

– Ну, не все, наверное, – поправился Никос.

– Взгляд… – объяснила Афродита. – Он был нечеловеческим! В твоих глазах я увидела свет бьющегося Ихора. Он пробудился впервые с того момента, как Зевс усыпил его в генах смертных. Потом я долго искала его в пространстве и во времени. Видишь ли, мой милый, Оракул не сказал, когда именно ты будешь зачат.

– Ничего себе шуточки у него! Ну и как же ты меня всё-таки нашла?

– Сначала я увидела едва заметные божественные искорки в зрачках твоей прародительницы Дафны. Но они погасли уже в её дочери, Елене. В Деспине, твоей маме, я попыталась сама его разжечь. Думала, что ребёнок, зачатый в свободной, безграничной любви, лишённой предрассудков и правил, в лагере хиппи, среди зелёной травы и диких цветов, и будет тем самым, избранным Оракулом. О, как мы с твоей мамой тогда подружились! – вздохнула Афродита с ностальгией.

– Ты полагала, что вместо Марии должен был родиться я, – догадался Никос, глядя в слегка погрустневшую бирюзу небесных глаз.

– Именно так. Но в её взгляде ихор не бился. В младенческих молочно-голубых глазах была пустота. И тогда я подумала, что Зевс догадался о моих намерениях и вновь усыпил когда-то случайно пробудившийся божественный ген. Теперь уже навсегда.

– И ты исчезла. Но сначала спасла моим родителям жизни.

– Да. Смертельная инфекция поразила тогда многих любителей свободной любви, – с грустью согласилась Афродита. – Думаю, без карающей руки Геры тут не обошлось. Она и раньше наказывала людей, да и Богов тоже за неразборчивость. Хотя строгий запрет Зевса о любом вмешательстве должен был остановить её.

– Гера, Богиня супружеской верности, блюстительница нравственности, сама страдающая от измен своего супруга Зевса, – всплыло в памяти Никоса. – Надо полагать, что христианство с его учением о кротости и непорочности ей пришлось бы по нраву.

– Возможно. Только статус женщины в вашем религиозном обществе ничтожен. С этим ни одна Богиня не смирится. В природе женщины так же сильны, как и мужчины, а в чём-то даже превосходят их.

Никосу стало вдруг обидно за православную веру. Ему захотелось защитить её перед древней Богиней.

– Прости меня, любовь моя, но здесь я вынужден с тобой не согласиться. Первой из покрестившихся была женщина, Лидия, принявшая христианство в древних Филиппах. В истории было немало женщин, смертельно пострадавших ради Христа, возведённых в лики святых. Неужели всё было зря? Ответь мне, дорогая Богиня, неужели нет Рая небесного и царства господнего?

– Жизнь… она здесь и сейчас, мой милый, а не там и потом. Здесь, на Земле, ваша религия – законы природы, природы внешней и внутренней. Их нужно чтить и оберегать. Прислушивайтесь к ним и поклоняйтесь им. Вы думали, что через несколько тысяч лет вы будете другими, потому что поверили в бессмертие? Вы не станете другими, вы навсегда останетесь такими же, какими мы вас создали. Там, где не верили в первозданных Богов, люди остались без небесной помощи намного раньше. Их жизнь стала настолько ничтожной, скудной, тяжёлой и безрадостной, что они придумали для себя утешение – райскую жизнь после смерти. Они полностью погрузились в зыбучие пески самострадания и потянули туда за собой великих и мудрых эллинов. Сегодня, продолжая верить в христианство, вы только увеличиваете страдания в мире и увековечиваете их. Естественные чувства убеждают в благе удовольствия и в зловредности страдания. Истинная цель человека в том, чтобы стремиться к первому и избегать второго. Нет даже нужды доказывать, почему надо стремиться к удовольствию или избегать страданий. Это так же ясно, как то, что огонь жжёт, снег белый, а мёд сладкий. Смирение с Евангелией – это отказ от самого себя, смирение с Космогонией – это примирение с самим собой.

С каждым словом внутренний храм Никоса рушился, словно под его фундамент закладывали одну за другой динамитные шашки. Точно так, как когда-то уничтожили взрывами великий Парфенон. Речь Афродиты не звучала, она высекалась на граните сознания Никоса, покрывая его новыми божественными истинами, стирая предыдущие. Она, словно острое лезвие ножа, полосовала его мировоззрение.

– Но ты всё изменишь, любовь моя! Ты вернёшь эллинам благосклонность и покровительство их Богов. Мир изменится благодаря возрождению божественного гена Ихора во всех греках на Земле, на сколько бы поколений они ни стояли от своих древних прародителей.

– Но что я должен делать? Я ничего такого особенного в себе не ощущаю. Научи меня быть смелым, Богиня!

– Ищите и найдёте, говорит Библия, мы же вам говорим: вспомните! Тебе не надо ничему учиться, милый. Всякое знание есть воспоминание. Древним эллинам всё было дано изначально. Им не нужны были никакие постулаты, всё приходило само собой, их знания равнялись инстинктам. Они жили, не опираясь ни на какие писания. Зевс ничего не писал. Не нужно разгадывать никакие тайны бытия и загробной жизни, потому что их нет. Пришла смерть – вас нет. Бессмертие смертного в его продолжении.

– Вспомнить… Но что я должен вспомнить? – удивился Никос.

С этими словами налетел сильный порывистый ветер. Никос инстинктивно закрыл глаза. Голос Богини стих. Ветер не утихал, он стал насвистывать мелодию, которая лилась в уши колыбельной песней, гипнотизируя разум. Тело парня налилось свинцом и расслабилось, сознание провалилось в дремоту…

Никос приоткрыл глаза и тут же закрыл из-за неприятного ощущения песка под веками. Он хотел было начать их тереть, чтобы попытаться избавиться от колких раздражителей, как вдруг поодаль послышались голоса. Он притаился. Говорила Афродита:

– Ты уверен в своих видениях, Аполлон? Неужели будет война?

– Не знаю, но я видел огромные крылья, не принадлежащие ни одному из божеств. Не думал, что когда-нибудь я это скажу, но, боюсь, нам понадобится Арес. Знаешь, он всё ещё зол на тебя, он ревнует. Как бы парня не постигла участь Адониса. Думаю, тебе нужно исчезнуть на время. Никос нужен на Земле, уверен, он справится.

«Исчезнуть? Снова?» – Никос запаниковал, но сделал над собой усилие и не пошевельнулся.

– Раз так, война отвлечёт Ареса от мыслей обо мне, это и к лучшему. Скажи, Аполлон, знает ли Зевс о грядущих переменах?

– Пока я пытаюсь подтасовывать