Юноны, которая не забывает старых друзей. Вот, возьми и раздели угощение с нею.

Трехерн улыбнулся и быстро произнес:

– Если на то пошло, я и есть Аргус, а ты была мне милой малюткой Юноной с тех пор, как я лишился перьев. Будь прежней и увидишь, какой я верный друг.

– Хорошо.

Вернулась знакомая улыбка, а глаза вновь открыто встретили взгляд Трехерна.

– Спасибо! Мы все выяснили, и слава богу. Я не прошу возврата к тому, что было, и на него не надеюсь. Такое невозможно. Известно ведь: стоит появиться воздыхателю – друга задвигают на задний план. Я согласен быть вторым там, где столь долго был первым. Не считай, Тави, что обижаешь меня невниманием, будь счастлива со своим возлюбленным, милая. А если когда-нибудь не придумаешь более приятного занятия, вспомни о старичке Морисе и приди к нему.

Октавия отвернулась, чтобы кузен не увидел, как сердитый румянец залил ее щечки и как блестят в глазах слезинки. Наконец она заговорила:

– Лучше бы Джаспер и мама оставили меня в покое. Терпеть не могу воздыхателей и не нуждаюсь в таковых. Если Фрэнк продолжит надоедать мне, честное слово, я уйду в монастырь!

Морис рассмеялся, повернул к себе ее личико и произнес убедительно:

– Нет, ты сначала его помучай – и матушке угодишь, и позабавишься. Дополнительного вреда Фрэнку не будет, он и так уже влюблен; а твое сердце свободно – вот и проверь, что можешь сотворить с этим молодым человеком. А у меня новый предмет изучения, я по тебе сильно не затоскую.

– Ты очень великодушен. Я постараюсь. Почему это миссис Сноудон не идет? У меня в два пополудни назначена встреча, если я не появлюсь, Фрэнк опять скроит трагическую мину. Он, видишь ли, учит меня играть в бильярд. Я и не думала, что это так увлекательно – а вот прямо загорелась.

– Что ж, недурное начало. Надеюсь, ты усвоишь двойной урок, а Эннону в обоих случаях достанется понятливая ученица.

– Ты сегодня очень бледен, Морис. Тебя мучает боль? – внезапно спросила Октавия, бросив прятать свое смятение под нарочитой беззаботностью тона.

– Ничего, приступ ненадолго. Миссис Сноудон ожидается с минуты на минуту – я видел ее в холле. Я сам покажу ей павлинов, если ты предпочтешь уйти. Подозреваю, что она не будет против такой перемены, ведь, в отличие от меня, ты ей не симпатизируешь.

– Именно так. А вы заранее договорились? Что ж, понимаю – и удаляюсь; роль мадемуазель De Trop[29] не по мне.

Внезапный огонь вспыхнул в глазах Октавии, неожиданное отвращение заставило ее поджать губки, а многозначительный взгляд переместился с кузена на дверной проем, ибо там уже стояла миссис Сноудон – готовая к выходу, ожидающая, пока горничная принесет теплые вещи.

– Ты намекаешь на записку, которую сама же и похитила? Что это на тебя нашло, Тави? – спокойно спросил Трехерн.

– Я следила за ее манипуляциями с вазой, подумала, что записка предназначена Джасперу, и взяла ее, – прямо отвечала Октавия.

– Почему же непременно Джасперу?

– А он сам рассказывал, как познакомился с миссис Сноудон, и уж так заливался насчет ее красоты, так заливался!

– У тебя хорошая память.

– Да – касательно тех, кого я люблю. Вчера я наблюдала, как она держалась с Джаспером. Я видела, что мой брат восхищен ею, а когда они вдвоем стояли у камина и смеялись, я поняла, что эта женщина вздумала заново обворожить Джаспера.

– Заново? Получается, один раз ей это уже удалось? – спросил Трехерн, жаждая выяснить, много ли Джаспер сообщил своей сестре.

– Сам он это отрицает. Он всегда утверждал, что миссис Сноудон предпочитала тебя, Морис.

– Тогда логично было бы решить, что и записка – для меня.

– Теперь я именно так и считаю, – резко ответила Октавия.

– Но ведь миссис Сноудон сказала тебе, что записка – для майора, и даже отослала ее адресату.

– Она меня обманула. Впрочем, чего от нее ждать? Я рада, что Джаспер в безопасности, а вам с нею желаю иметь приятный tête-à-tête[30].

С нехарактерной для себя чопорностью Октавия сделала книксен, оставила корзинку на террасе и направилась к одной двери, в то время как из другой выплыла миссис Сноудон.

– Ну вот я сам с этим и покончил, – вздохнул Трехерн. Взор его нехотя отвлекся от девичьей фигурки, чтобы остановиться на величественной женщине, которая приближалась стремительно и бесшумно, впрочем, сохраняя грациозность.

Блеск и великолепие всегда сопровождали миссис Сноудон. Она обожала роскошь и обладала красотой того типа, что делает уместными наряды и аксессуары, которые на женщине более скромной наружности смотрелись бы безвкусно и нелепо. В то утро миссис Сноудон надела настоящий восточный бурнус. Капюшон, расшитый алыми, голубыми и золотыми нитями, придавал ее изящному лицу налет яркой экзотичности, а черные локоны немало выигрывали от соседства массивных золотых кистей. Миссис Сноудон явно знала, как носить такие вещи, варварская пышность бурнуса очень ей шла. Прохладный воздух слегка коснулся ее щек, и они покрылись нежным румянцем, глаза, обыкновенно мрачные, так и светились, а губы были полураскрыты в счастливой улыбке.

– Добро пожаловать, Клеопатра! – воскликнул Трехерн, вовремя подавив смешок, ибо павлины с пронзительными криками бросились врассыпную, когда увидели, что непонятное существо, волоча по земле шуршащий шелковый шлейф, вступает в их владения.

– С тем же успехом я могла бы сказать «Здравствуйте, Тадеуш Варшавский[31]», ведь вы с вашей романтической бледностью и печалью, да еще в этих роскошных мехах, смотритесь истинным поляком, – парировала миссис Сноудон, замедляя шаг. Ее глаза не скрывали восхищения.

Трехерну взгляд не понравился. Протягивая миссис Сноудон корзинку с хлебом, он резко произнес:

– Я избавился от общества кузины и теперь предлагаю вам оказать честь павлинам. Не покормите ли вы их?

– Нет, благодарю, домашняя птица меня не интересует, как вам известно. Я пришла ради разговора с вами, – нетерпеливо отвечала миссис Сноудон.

– Я к вашим услугам.

– Позволите задать несколько вопросов?

– Разве хоть один мужчина когда-нибудь отказал миссис Сноудон?

– Оставьте комплименты! В ваших устах они не более чем язвительные замечания и попытки увильнуть. Тогда, за границей, я невольно обманулась и скоропалительно вышла за старика. Теперь скажите мне прямо, каково положение дел.

– Джаспер имеет все. Я – ничего.

– Я очень рада.

– Мои благодарности за чистосердечный ответ. По крайней мере, вы искренни, – с горечью бросил Трехерн.

– Да, я говорю от сердца, Морис, и позвольте мне это доказать.

Коляска Трехерна стояла почти вплотную к балюстраде. Миссис Сноудон облокотилась на резные перила, повернувшись спиной к дому. Ее лицо было скрыто высокой вазой. Неотрывно