– Ваше превосходительство, – сказал я, – искренне рад личной встрече с вами и поверьте мне, я никогда не допускал оскорбительных высказываний в адрес светила российской науки и родоначальника аэродинамики, которая еще принесет такую славу, о которой не догадываются наши современники. Авиация – это освоение безбрежного воздушного океана, и я верю, что скоро аэропланы всех систем будут бороздить небо, перевозя пассажиров и грузы, и во всем этом будет чувствоваться рука профессора Жуковского и его учеников.

А тут и помощник мой подоспел с подносиком с чаем и записочкой со стоимостью всего на нем.

– Ваше превосходительство, – начал я, но был остановлен профессором:

– Господин штабс-капитан, называйте меня просто по имени-отчеству.

– Хорошо, Николай Егорович, грядет большая война, в которой будут участвовать почти все страны мира. Если нам удастся избежать ее, то это будет благом, а если избежать не удастся, то нам нужно воевать, чтобы победить решительным ударом и натиском наших войск. А для этого потребуется помощь авиации. Военной авиации. Что вы скажете по поводу аэродинамики вот такой формы самолета-истребителя и бомбардировщика, – и я нарисовал самолет, который можно было бы назвать и «Лавочкиным», «Яковлевым», «Фоккером», «Мессершмиттом», «Харрикейном» и «Аэрокоброй».

– Так-так, позвольте взглянуть, – и Жуковский взял мой листок бумаги. – Интересная компоновка летательного аппарата. А какое у него покрытие?

– Покрытие может быть любым, – сказал я, – от пропитанного лаком перкаля до тонкого листового алюминия. А вот это вид самолета с фронта, а это сверху, – и я быстро нарисовал схему. Для специалиста это сразу понятно, в чем тут дело. – Инженеры Микулин и Стечкин специалисты по двигателям и могли бы создать двигатели для этих самолетов, которые будут развивать скорость до шестисот километров в час.

– Э, батенька, – погрозил мне пальцем профессор, – таких скоростей человечество достигнет не раньше чем через сто лет, но попробовать нужно.

– Николай Егорович, – спросил я, – а вы не рассматривали вопрос подъемной силы несущего винта для создания летательного аппарата вертикального взлета и посадки?

– Как это подъемной силы несущего винта? – спросил профессор. – У винта есть тянущая и толкающая способность.

– Правильно, – согласился я, – при горизонтальном полете так и происходит. Но когда летательный аппарат летит вертикально вверх, то включается подъемная сила винта, создающая разрежение воздуха сверху и уплотнение воздуха снизу. Лопасть винта – это то же самое крыло. Представьте, что у летательного аппарата нет крыльев, но сверху на валу мотора установлены четыре крыла-лопасти, создающие подъемную силу и поднимающие аппарат в воздух, – и я нарисовал схему вертолета.

– Так, все, хватит, – сказал профессор, – мне на сегодня достаточно информации. Мне нужно все обдумать. Эти бумаги я забираю с собой, – и он сгреб все мои рисунки. – В воскресенье прошу в семь часов пополудни с супругой пожаловать на обед, вот моя визитка.

Он повернулся и пошел к двери, не прощаясь, но у двери остановился и сказал:

– Хотите работать со мной главным специалистом по идеям?

– Спасибо, профессор, вы работаете в Москве, а я уж лучше у себя в Петербурге, здесь столько много идей, и я иногда чувствую себя таким неграмотным, что приходится обращаться за консультациями к светилам науки.

Из рассказа Терентьева

Я хорошо помню те времена, когда начал работать у его благородия.

– Смотри, – говорил мне начальник канцелярии, надворный советник, у которого в подчинении были все нестроевые писаря. – Твой будущий начальник человек таинственный и с большими связями. За один день стал из рядового зауряд-прапорщиком и получил в командование роту, а после окончания военного училища сразу стал поручиком. У него такие связи, что и ты можешь человеком стать рядом с ним, а можешь и вообще в арестантские роты попасть. Лови каждое его движение и впитывай все, что он знает. В будущем пригодится.

Работа была несложной. Нужно упорядочить все документы, занести их в учетную книгу и знать, где и что лежит.

Почерк у меня был приличный, поэтому я сразу писал письма под диктовку, и получалось красиво и без помарок.

Когда в наш кабинет ворвался статский генерал Жуковский с блестящими погонами и золотыми орденами, я, признаться, оробел и был рад, что меня отослали за чаем с бутербродами. Помощником у буфетчика был мой старый знакомый и он делал для его благородия бутерброды из нежирного мяса, так как вареное сало мой начальник на дух не переносил, а вот сало соленое и копченое ел с большим удовольствием.

Когда я вернулся в кабинет, то его благородие с профессором оживленно беседовали, и было видно, что профессор находится в хорошем расположении духа. Чай вообще сделал обстановку встречи непринужденной, и расстались они как старые друзья.

Полковник Федоров поначалу тоже был очень грозным, но когда они углубились в чертежи, то обо мне совсем забыли и расстались как два добрых знакомых. Надо же, вроде бы речь шла о закрытии проекта, а все кончилось добром.