Архан еле-еле удерживал напавших уродцев на расстоянии широкими замахами. Лишь только Моргана и след простыл — видимо, франт пал в числе первых и сейчас уже лежал где-то глубоко на дне, покоясь на подушке из ила, готовясь стать кормом для рыб.

А вот Спайк не испытывал ни малейшего желания стать чьим-нибудь ужином. Во всяком случае сегодня. Поэтому, саданув ближайшему ящеролюду по носу эфесом, и тем самым освободив себе путь на какое-то жалкое мгновение, Спайк откинул в сторону саблю, в один прыжок достиг края баржи, задержал дыхание, с головой погрузился в мутную теплую воду и погреб в сторону берега.

Выбравшись на сушу Спайк, не оглядываясь, со всех ног помчался куда глаза глядят, продираясь сквозь густые заросли и перепрыгивая через корни деревьев. За спиной раздался возмущенный клекот. Вряд ли ящеролюды вот так запросто отпустят свою добычу. Спайк оказался прав. Стоило ему только остановиться на миг, так, перевести дыхание и утереть пот, как в ствол дерева над его головой вонзился дротик. Выругавшись сквозь зубы, Спайк помчался дальше, в очередной раз кляня самого себя за то, что в тот злополучный вечер не послал Гессера с его предложением в задницу.

Казалось, сам лес и все его обитатели выступили против Спайка, посмевшего нарушить их покой своим наглым вторжением. Ветки били ему по лицу, кусты царапали руки и цеплялись за штаны, жужжавшая под ухом мошкара норовила забиться то в нос, то в уши, гомонящие же в вышине птицы точно сообщали преследователям: «Он здесь! Он здесь!».

В последний раз Спайк с таким рвением улепетывал разве что из Нимлеры в ночь смерти Логана. Перед глазами уже двоилось, под ребра словно вонзили кинжал, в легких что-то булькало, ноги же почти свело судорогой. Спайк мысленно проклял бессонные ночи, проведенные за бутылкой и трубочкой пьюна, а после понял, что в подобном темпе продержится в лучшем случае минут пять, не дольше, покуда не рухнет без сознания. Погоня же и не думала отставать, напротив — теперь перекрики ящеров звучали со всех сторон. Похоже, Спайка пытались взять в кольцо — и у них это прекрасно получится, если он остановится хотя бы на миг.

Положа руку на сердце, Спайк при всем желании не смог бы назвать себя умником. Писать и читать он не научился несмотря на все попытки захваченного на бронишском судне алхимика, что тратил на это дело дни и ночи напролет.

И не то, чтобы Спайк так сильно горел желанием овладеть грамотой, просто средь прочей добычи на том же самом корабле обнаружился пухлый томик, исписанный малопонятными знаками, которые гласили о несметных сокровищах, запрятанных по всему материку, кои, считал Спайк, просто обязаны были достаться именно ему.

Во всяком случае, это ему рассказал капитан, тщетно надеявшийся спасти свою шкуру. Вот только как-то слегка перебрав грога, Спайк поделился тем с ученым. Тот в ответ лишь рассмеялся. Как оказалось, книга на деле содержала в себе хроники жизни какого-то там пустынного царька, помершего почти двести лет назад.

Сказать, что Спайк разозлился, не сказать ничего. Фолиант тут же полетел за борт, а за ним отправился и ставшим бесполезным алхимик. Ох, и орал же он, увидав кружащиеся вокруг черные блестящие плавники акул! Ну, хоть рыбки славно отобедали, и то польза с хрыча.

Но вот счетом Спайк овладел сходу, стоило ему лишь обзавестись первыми монетами. А уж в искусстве выходить сухим из самой безнадежной передряги ему и вовсе не было равных. В такие моменты решение приходило само собой, словно бы кто-то хорошенько вдарил Спайку по кумполу, из-за чего все ненужные мысли улетали прочь, оставляя лишь самое необходимое.

Наклонившись и ухватив из ближайшей лужи хороший такой шматок грязи, Спайк принялся тщательно размазывать ее по всему телу, не обращая внимания на звуки приближающейся погони. Когда он закончил, ящеры были уже совсем близко и чуть ли не дышали ему в затылок. Спайк перелез через поваленное деревце, съехал задом вниз по пригорку, растянулся в большой канаве и замер, стараясь даже не дышать, благо что то было нетрудно, ибо несло в его импровизированном укрытии просто невыносимо; воняло здесь так, что даже у привыкшему ко всему Спайка, который мог спокойно дрыхнуть на облюбованном клопами худом матрасе, слезились глаза.

Прикидываться ветошью было чуть сложнее, чем представлялось на первый взгляд. Казалось бы: лежи себе словно мешок и не шевелись, делов-то. Однако какие-то букашки тут же заползли Спайку под одежду и в сапоги, жаля его противными укусами, за шиворот проползло что-то мокрое, склизкое и мерзкое, грязь забилась в уши и ноздри, и будто бы в довершении всего у него одновременно зачесались яйца и зад. Хуже и не придумаешь. Однако Спайк мужественно терпел все неудобства, прекрасно понимая, что уж пусть лучше его пожрут мухи, чем сожрут ящеры.

Клекот преследователей раздался совсем близко, буквально в каком-то десятке шагов от Спайка. Он хотел было чуть повернуть голову, но все же решил не рисковать, справедливо предположив, что лучше не рисковать. Какое-то время ящеролюды кружили вокруг спрятавшегося Спайка, пытаясь взять его след, а потом, судя по звукам, пошли дальше. Не веря своему счастью, Спайк не покидал канаву даже после того, как наступила мертвая тишина, прерываемая лишь жужжанием насекомых и выкрикам птиц.

Лишь убедившись, что проклятые твари действительно отстали, Спайк поднялся на ноги, высморкался в пальцы, вытер их об штаны, уселся на валун неподалеку и принялся вытряхивать из сапог набившихся туда паразитов. При этом он не терял бдительности и внимательно прислушивался к тому, что происходит вокруг. Ящеры вполне могли вернуться назад или же затаиться где-то поблизости, ожидая, пока добыча не выдаст сама себя.

Выудив из кармана длинную мокрицу и щелчком отправив ее в ближайшие кусты, Спайк подпер щеку кулаком, тяжело вздохнул и принялся размышлять о том, что ему делать дальше.

Разумеется, переться одному в проклятый Исслейм, провались он в бездну, Спайк не собирался — то было чистым воды самоубийством. Следовало вернуться в Силат, а уже оттуда двигать куда подальше. Быть может, в Химлар или Брониш. Главное, чтобы жители Силата не подумал, что единственный выживший Спайк каким-то образом причастен к гибели их сородичей — а то нашпигуют стрелами за милую душу, селюки грязные. Чем глубже в заднице находится какой-нибудь захудалый городишка, тем хуже там относятся к чужакам, даже человекам, что уж говорить о нелюдях, об этом Спайк успел убедиться на своей шкуре не один десяток раз.

Вот только добраться до