Шрифт:
Закладка:
— Здравствуйте, — голос человека, прикатившего куда-то мое тело, изменил интонацию и сейчас звучал подчеркнуто скорбно. — Мы переодели его и сделали посмертный макияж. Все за счет Федеральной службы, конечно же. Теперь можно хоронить в открытом гробу.
— Господи, Юрочка… за что… почему так…
Мое небьющееся сердце задрожало, когда я узнал рыдания матери. Мне хотелось вскочить и закричать: «Не плачь, мама! Я живой! Живой! Все в порядке!» Но, естественно, не сумел даже набрать воздуха в грудь.
— Ольга Сергеевна, извините, я не могу смотреть…
Так, а это кто? Неужели, Марина?! Драный кот наоборот, а ведь точно! Ее бы я узнал из сотни тысяч других даже с закрытыми глазами. Выходит, что она тоже пришла проводить меня в последний путь? Да что ж это делается…
— Если желаете, то можем организовать кремацию уже завтра, — нарушил наполненное женскими всхлипами молчание работник морга. Ну или кем он там был. –Через ФСБН можно договориться в обход очереди. Но если вам нужно традиционное погребение, придется подождать подольше, где-то пару дней.
— Может, в самом деле, быстро отмучиться и все? — всхлипнула мама. — А то мне душу рвет, пока Юра тут находится… Сколько это будет стоить?
— Нисколько, все расходы на себя берет бюджет. Стандартная практика, если речь идет о погибших при исполнении служащих.
— Тогда давайте, наверное, кремацию. Чтоб Юрочка уже мог обрести покой…
Эй-эй-эй, мамуля, ты чего?! Ты с ума сошла, какой покой?! Да я же…
Совершенно неожиданно меня посетила крайне неприятная мысль. Матушка ведь не знает о том, что я инфестат. Не то чтобы я скрывал эту свою сторону от нее намеренно, просто так вышло. О службе я ей рассказывал мало. Время обучения в спецшколе описывал как боевую переподготовку. Если в общении и делал какие оговорки, указывающие на то, что я один из одаренных, то совсем неявные или туманные. Ну вот и досекретничался, едрить меня!
— Хорошо, тогда я сообщу о вашем выборе, — ответил похоронщик. — Не уходите, пожалуйста, нужно будет уладить еще несколько формальностей.
Перспективка уйти с концами прямиком в горнило разогретой печи, мягко говоря, пугала. Хотя чем, казалось бы, напугать мертвого? А вот этим, блин, самым! В голове не укладывается, что матушка решила сжечь мое тело! За что со мной так?
А с другой стороны, может, она права? Отмучился и все. Гораздо лучше, чем медленно истлевать в темной сырой могиле. Даже если огонь не убьет мое сознание, то коротать года, ссыпанным в сухую урну, куда приятней. Наверное…
— Подождите…
Я навострил слух, поскольку слово взяла Маришка. Интересно, что она собирается сказать?
— Юра, он ведь христианин, — продолжала моя бывшая девушка. — Наверное, правильно будет его похоронить по традициям…
— Ты думаешь, Марин? — с сомнением протянула мама. — Я, боюсь, не выдержу эти несколько дней.
Да! Да! ДА-А! Прислушайся к ней, богом тебя молю!
Почему-то, как только на горизонте забрезжила надежда избежать сожжения, я позабыл о своих недавних рассуждениях. Еще одного знакомства с жарким пламенем мне ой, как не хотелось.
— Естественно, я так считаю, — уверенно сказала девушка. — Посмотрите, у Юры даже татуировка распятия на руке есть. Вряд ли, конечно, он о чем-то подобном размышлял. Но мне кажется, что ему хотелось бы попрощаться с домом, прежде… прежде чем…
Моя подружка замолкла, видимо, не справившись с наплывом эмоций. И мне стало одновременно и тепло и горько. Тепло, оттого что она обо мне горевала и плакала, невзирая на наш скоропалительный и бесповоротный разрыв. А горько, потому что мне никогда больше не суждено ее обнять и рассказать о своих чувствах.
— Ты права, Мариночка, — всхлипнула матушка, вгоняя меня в еще более черную тоску. — Юрасик погиб, как герой, и нужно его проводить без суеты и спешки. Так может и папашка наш соизволит прийти…
Вот уж кого-кого, а эту синюю морду я ни видеть, ни слышать не хотел! Но как же отказать любящей матери в такой малости? Ладно уж, потерплю немного…
— Эм-м, ладно, как скажете, — вмешался местный хороняка. — Тогда надо ждать гроб. Размер-то совсем нестандартный, придется делать заказной. Но мы обо всем позаботимся, вы не переживайте. Какие-нибудь пожелания есть? Материал, цвет, ткани? Или по стандарту?
— Ой, господи, я не верю, что все это обсуждаю… — судорожно выдохнула матушка. — Давайте, вы как-нибудь сами определитесь?
— Да-да, конечно, — охотно согласился неизвестный ритуальщик. — Я передам распорядителю, он все устроит.
На том они и порешили. Мои девчонки попросили разрешения ненадолго остаться со мной наедине, и похоронщик тактично удалился. Однако описывать дальнейший разговор у меня нет ни сил, ни желания. Матушка и Марина заранее прощались со мной и говорили много всяких печальных слов, от которых у меня перехватывало отсутствующее дыхание.
Невольно я начал задаваться вопросом: «А поступил бы я иначе в тот день, зная, к чему это меня приведет? Вышел бы в одиночку против орды упырей, стоял бы до талого?» Теперь уж и не знаю. Даже когда я выдернул запал у «Зноя» и бросился в последнюю самоубийственную атаку, мне не верилось, что костлявая уже подступилась вплотную. Но пора бы вернуться к реальности. Вот бы у меня получилось как-нибудь показать маме или Маришке, что я не совсем труп. Ну хоть одним глазком моргнуть или мизинцем пошевелить. Это могло бы многое изменить для меня сейчас.
Но сколько бы я не пытался, собственное охладевшее тело не желало мне повиноваться. Мне отводилась роль даже не зрителя, а немого слушателя. Ведь сквозь преграду век я мог понять только о наличии или отсутствии света вокруг. Ну и, конечно же, до того момента, когда мои родные и любимые девочки выговорились, я не сумел послать им никакого сигнала. Они так и ушли, считая меня покойником.
Потом каталку с моими бренными останками покатили обратно. Видимо, в холодильник. Я это предположил по улавливаемым слухом звукам, ведь другие органы чувств пребывали в глубокой спячке. Хотя нет, кое-что я все же ощутил. Вроде бы прохладу. Блин, ну точно! Недра холодильной камеры — вот что это за ледяное дыхание тьмы! Значит, не все так для меня безнадежно? Может быть, я медленно, но восстанавливаюсь?
Прислушавшись к себе, я попробовал уловить хоть какие-нибудь отголоски живущего в моей душе зверя. Однако злой и порочный дар, который неоднократно вытаскивал меня с того света, ныне беспробудно спал. Вот же, сука, хорёк вонючий! А ну-ка, просыпайся! Восстанови мне хоть что-нибудь! Сделай так, чтоб я мог дышать!
Однако все мои призывы остались без ответа. Медленно тикали секунды, накапливались минуты и совсем уж неспешно нарастали часы, но ничего не происходило. К тому моменту, когда мой труп снова извлекли из морозилки и переложили на каталку, разум все еще оставался безмолвным пленником мертвой плоти.
