Шрифт:
Закладка:
Заседание было посвящено финансовому положению Русской армии, а именно — вопросу о продаже просроченных закладов Петроградской ссудной казны как единственного реального способа его улучшить. С докладом выступил заведующий финансами Е. М. Балабанов. Понятно, что целью заседания было заручиться политической поддержкой общественности; в том, что такая поддержка будет оказана, вряд ли можно было сомневаться — ведь в Русский совет входили только убежденные сторонники Врангеля.
С речью, которая впоследствии стала как бы моральным обоснованием продажи закладов Ссудной казны и которая была частично опубликована, выступил Н. Н. Львов:
С моральной стороны допустима ли продажа ценностей, хранящихся в Сохранной Казне? […]
Прежде всего эти ценности не доверены нам на хранение. Они скорее всего могут быть приравнены к находке, при которой, по закону, одна треть принадлежит нашедшему. Но это даже и не находка. Имущество отбито Армией у большевиков, похитивших его и растративших часть ценностей. Как известно, Петроградская Сохранная Казна была взята в Ейске после ряда боев и занятия Кубанской Области. Это имущество оплачено кровью. Это более чем находка, это — цена крови.
Теперь, когда спасение людей зависит от реализации этого имущества, Главнокомандующий не только имеет право, но и обязан продать ценности, оплаченные кровью, и на вырученные средства обеспечить Армию.
Было бы морально недопустимым, если бы из‐за соображений скорее формального характера, Армия была бы обречена на лишения и голод, а вещи были бы в неприкосновенности сохранены в местах их хранения, вплоть до появления неизвестных владельцев заложенного имущества. Человеческое чувство не может не возмущаться этим и я уверен, что большинство закладчиков сами были бы глубоко возмущены таким способом охранения их моральных прав[279].
Граф Мусин-Пушкин не поддержал пафосный тон, заданный Львовым, но согласился с ним по существу:
Сказать, что за эти вещи заплачена цена крови, […] — это просто ораторское преувеличение. Ни одной капли крови не было пролито для сохранения Ссудной Казны, просто ее чрезвычайно ловко увезли из Екатеринодара в Новороссийск. В Крым она доставлена была также без всяких жертв и отправлена оттуда заграницу задолго до эвакуации. Если мои вещи захвачены в совдепии, то я с этим мирюсь, так как там царствует социализм, но здесь на нашей стороне нарушить право собственности не так легко. К решению этого вопроса есть единственный путь — это путь целесообразности. Поэтому надо установить резкое различие между вкладами и закладами. Заклады должны быть проданы в интересах самих закладодателей. Что же касается вкладов, то продажа их не имела бы смысла, так как вся вырученная ценность должна была бы возвратиться собственнику. В интересах Армии вклады могут быть только реквизированы. Когда-то Петр Великий, в силу необходимости, снял все колокола с церквей и перелил их в пушки[280].
Журнал был утвержден Врангелем 29 октября, что открыло зеленый свет действиям финансистов.
Положение армии в Сербии и Болгарии было, конечно, несравненно лучше, чем в Галлиполи или на острове Лемнос, однако же оставляло желать много лучшего. В нашу задачу не входит в рамках настоящей статьи рассматривать положение той ее части, что была «расселена» на Балканах, тем более что необходимые сведения можно почерпнуть в ряде исследований. Приведу лишь для характеристики настроений военнослужащих довольно необычный и забавный источник — фрагменты поэмы, принадлежащей перу некоего К. Дитлова, сотрудника самодеятельного журнала с ироническим названием «Развей горе в чистом поле». Журнал выходил в Маслянице, Далмация; поэма была опубликована в номере от 13 января 1922 года. Автор, очевидно, принадлежал к наиболее «привилегированной» части крымских ветеранов, тех, кто получил службу в сербской пограничной страже. Другим повезло меньше: они вынуждены были трудиться на строительстве шоссейных дорог или на шахтах. К сожалению, каких-либо сведений об авторе поэмы, сохранившейся среди бумаг Врангеля, найти не удалось.
Ну а для того, чтобы дождаться «весеннего похода», нужны были деньги, деньги и еще раз деньги.
