Все вышеуказанные причины могут задержать груз, в это время пароход может уйти, наша срочная сделка с Лондоном будет нарушена и мы потерпим крупные убытки от потери в курсе серебра, курсе валюты и интереса на затраченный капитал.

Открытие аккредитива «в постороннем солидном банке» Лебедев считал нормальным коммерческим обеспечением сделки[261].

Причину «резкого и неожиданного изменения тона» Лебедева представители Управления финансов объясняли тем, что он все время надеялся «купить серебро без денег, когда же нашим ультиматумом от 17‐го мая он был поставлен в необходимость либо купить серебро и заплатить немедленно деньги, либо отказаться от сделки, он не нашел для себя более приличного выхода, как ответить нам указанным выше образом».

Разрыв с Лебедевым поставил врангелевских финансистов в крайне тяжелое положение; возможность реализации серебра в Белграде «почти исключалась». Представители Управления финансов рассматривали вопрос, ввиду все той же острой потребности в деньгах, о возможности залога серебра в белградском Национальном банке. Они считали это целесообразным в случае, если бы размер ссуды составил 75 % стоимости серебра, что дало бы приблизительно 25 пенсов за унцию[262].

Однако покупатель все-таки нашелся в лице некоего Русско-сербского общества для развития торговли и промышленности в славянских странах («Руссосерб»). Его директора Валентин Павлович Гайдуков и Яков Матвеевич Хлытчиев оказались более сговорчивы и, по-видимому, более кредитоспособны, чем Лебедев. Сделка, заключенная в июне 1921 года, была несомненно весьма выгодна для покупателей, точнее, перекупщиков. Продажная цена составила 24 пенса за стандартную унцию серебра при рыночной цене 36 пенсов. Нетрудно подсчитать, что скидка составила 33 %[263].

Тем не менее задача пополнения стремительно скудеющей казны Врангеля была выполнена, и начальник Финансовой части Е. М. Балабанов мог доложить Главнокомандующему, что операция по продаже серебра в разменной и банковской монете, потребовавшая несколько месяцев усилий, успешно завершена. Всего было продано 5031,4 кг серебра. Чистая выручка составила 9311 ф. ст.[264]

Однако еще до окончательного завершения сделки по продаже серебряной монеты Балабанов письмом от 30 июня и телеграммой от 12 июля потребовал от представителей Управления финансов в Сербии изыскать дополнительные средства для содержания армии. Способ пополнения средств был один — продажа оказавшихся в распоряжении армейских финансистов ценностей. Тем более что «Руссосерб» охотно соглашался их приобретать.

В докладной записке на имя начальника Финансовой части от 12 июля 1921 года[265] излагалась программа реализации имущества. К продаже предлагалась партия золотых монет, сданная 10 мая 1920 года Феодосийским отделением Государственного банка и оцененная по акту в 4045 руб. 85 коп. Партия состояла из 3525 руб. в российской золотой монете, в число которых входила одна монета времени Екатерины II, 28 турецких золотых лир, 260 германских золотых марок, 215 французских франков, 30 австрийских крон и полфунта в золоте, как скрупулезно отметили финансисты. Очевидно, что реализация указанных золотых монет, так же как небольшого количества процентных бумаг, вывезенных наряду с монетами из Каттаро еще в январе 1921 года и находившихся «под рукой», могла дать незначительную выручку.

Гораздо более серьезные результаты сулила продажа так называемого реалдоба (реальная добыча), состоявшего из ценностей, захваченных в различных большевистских учреждениях, пожертвований на нужды Добровольческой армии (серебряные портсигары, золотые нательные крестики и т. п.). Сюда же входило выморочное имущество, например ценности, принадлежавшие умершей бездетной вдове подполковника Крапивиной и внесенные судебным приставом в Севастопольское отделение Государственного банка в июле 1920 года, оцененные в 100 тыс. золотых рублей. По имевшимся сведениям, у покойной была сестра, но где ее было искать — неизвестно; материалы, конфискованные контрразведкой, в том числе тюки с деньгами (имевшими, впрочем, ценность близкую к макулатуре), вещественные доказательства уголовного розыска и т. п.

Собственно к реалдобу, военной добыче, строго говоря, следует относить вещи, попавшие в армейскую казну в результате «самоснабжения» Вооруженных сил Юга России и Русской армии. Однако для простоты, следуя врангелевским финансистам, мы будем именовать этим термином партию ценных вещей, оказавшихся различными путями в армейской казне и предназначенных к продаже во вторую очередь, после серебряной монеты. Поскольку предметы, входившие в состав реалдоба, были весьма разнородны, предполагалось пригласить для их оценки специального оценщика из Вены, так как в Белграде найти квалифицированного оценщика было невозможно. Покупатели, после согласования цены, расплачивались, как и в случае продажи серебряной монеты, наличными еще до погрузки ценностей на пароход.

Готовы были финансисты продать и государственные процентные бумаги номинальной стоимостью 31,8 млн руб. Посреднические услуги и в этом случае предложил «Руссосерб». Как ни странно, на российские ценные бумаги находились покупатели: некоторые биржевые игроки не верили в долговечность большевистского режима, иные рассчитывали, что советское правительство будет вынуждено выйти на мировой финансовый рынок, что вряд ли можно было сделать без признания финансовых обязательств прежней России. В случае реализации любого из этих сценариев российские госбумаги, приобретенные по бросовым ценам, могли принести их владельцам внушительный доход.

Однако главной ценностью, находившейся в распоряжении врангелевских финансистов, были заклады и вклады Петроградской ссудной казны. «Белградские» финансисты сочли совершенно неосуществимым предложение своего шефа Балабанова, находившегося в Константинополе, о получении «некоторого количества валюты» у сербского правительства под залог части или даже всех ценностей Ссудной казны, во-первых, в силу тяжелого финансового положения Королевства, во-вторых, в силу крайне низкой квалификации сербских финансистов.

Было выдвинуто альтернативное предложение — об акционировании Петроградской ссудной казны. Акционерное общество с правами юридического лица, к которому перешли бы все права и обязанности Ссудной казны, должно было бы компенсировать государству (то есть Русской армии) все затраты, включая полную сумму выданных ссуд, проценты по ссудам, расходы по эвакуации и хранению и т. д. Вырученная сумма должна была исчисляться «многими десятками, если не сотнями тысяч фунтов стерлингов». К акционированию Ссудной казны должен был быть привлечен иностранный капитал, поскольку необходимых средств в Сербии было не найти, «да если бы они и нашлись, то проектируемая операция оказалась б опять-таки слишком сложной и непонятной для примитивного сербского мышления».