Но я просто сидела и держала его руки. А потом посмотрела на остальных, как-то почувствовав: все, полночь. Отец в последний раз глянул на меня, и я поклялась себе запомнить этот взгляд навсегда. Он смотрел на меня, как на самую любимую на свете дочь. А потом все четверо закрыли глаза и упали как подкошенные. У меня на секунду прервалось дыхание. Я посмотрела на Чон Мина. Еще секунду казалось, что он смотрит на меня, только на меня в целом мире, а потом его взгляд потускнел и стал совершенно пустым.

Стало очень тихо, как в трагической пьесе, когда персонажи в традиционных костюмах уже лежат на сцене, убитые, а аплодисменты еще не раздались. А потом все пятеро со свистом вдохнули, и от облегчения я сама завалилась на мокрую мостовую. Ну, меня и так было хоть выжимай, не страшно. Лежа на боку, я смотрела, как все пятеро беспомощно возятся, пытаясь сесть. Наверное, так чувствуют себя люди, выйдя из комы. Я, кряхтя, села и склонилась над Чон Мином.

Тот удивленно озирался, пока в его поле зрения не попало мое лицо.

– Вы кто? – спросил он, туманно глядя на меня.

Больно было слышать этот вопрос, но я тут же взяла себя в руки. Дух дерева не сказал точно, что вспомнит настоящий Чон Мин, так что буду осторожной, буду идти шаг за шагом.

– Ли Юн Хи, – представилась я.

– А… – Его взгляд скользнул по мне, по остальным, которые медленно справлялись с задачей осознать себя в пространстве. – О… Что…

– Лежи, лежи, – тихо сказала я, поглаживая его руку. – Все хорошо. Теперь все будет хорошо.

Глава 14

После бури

Через Йемтео мы шли молча. Кроссовки хлюпали, скользили и проваливались в глубочайшие лужи, но я упрямо вела свой маленький отряд в направлении парковки. Несмотря на мокрые ноги и бьющую меня дрожь, я чувствовала себя такой счастливой! За вечер я много раз была уверена, что никогда уже не пройду этим путем в обратную сторону. Но я шла, я сберегла всех, и лужами меня было не напугать. Все пятеро были совершенно сбиты с толку, как после болезни, и я, стараясь ни о чем не думать, сосредоточилась на главном – довести их до парковки по темной, жутко потрепанной бурей деревне так, чтобы никто не переломал себе ноги.

На парковке было как раз пять машин. Знакомая серая развалюха сегодня имела особенно жалкий вид – облеплена грязью, листьями, на капоте валяется ветка. Трудно было представить, что машины заведутся после таких испытаний и куда-то смогут доехать по глубочайшим лужам. Особенно с водителями, которые едва что-то соображают.

– Попробуй, – велела я Чон Мину.

Он послушался. Сел за руль. Нашел в кармане ключи. Машина завелась. Каждый повторил это со своей машиной, и все заработали. Что это – стечение обстоятельств или прощальная услуга Металла и Огня ради исполнения договора? Проследили, чтобы человеческий транспорт работал, защитили участников.

– Папа, езжай осторожно, – сказала я отцу, который сонно моргал.

Мне хотелось посадить его в нашу с Чон Мином машину, но нельзя было, кто-нибудь мог увидеть его машину, если мы оставим ее на парковке. Единственная машина в перекрытой зоне – это слишком подозрительно.

Я привычно уселась в серую машину. Чон Мин удивленно глянул на меня, но не возразил.

Камеры наблюдения были сломаны, но я знала: больше они не будут ломаться так часто. Все закончено. Всех полицейских, патрулировавших район, дождь загнал по домам. Ни одна живая душа не узнает, кто сел в машины на этой парковке. Люди думают, что техника решает все вопросы, но без камер и свидетелей какие-то вещи остаются никому не известными.

Безопаснее было бы самой развезти всю пятерку по домам, но водить я не умела, а о такси не могло быть и речи. Таксист мог запомнить такую компанию. Нельзя ими рисковать.

Это было так странно: сама защищаю тех, от кого пару часов назад готова была сбежать на край света.

– Можно поехать с тобой? – спросила я у Чон Мина. – Я просто помогу тебе. Прослежу, что все в порядке.

«Уложу тебя в постель и сниму с тебя обувь, накрою одеялом, посмотрю, как ты спишь. Я знаю, где что включается в твоем доме, я сварю тебе рис в твоей понтовой мультиварке. Пожалуйста, я просто хочу побыть рядом». Чон Мин туманно смотрел на меня, как будто что-то мучительно пытался вспомнить.

– Мы же… Мы с вами знакомы. – Он будто ждал, что его то ли разубедят, то ли подтвердят его слова. – Я…

Он потер лоб. У него изменилась мимика, движения – это был в буквальном смысле другой человек. Я злилась на стихии за то, что воспользовались этими людьми, а теперь сама пытаюсь воспользоваться человеком, который ничего не соображает и еле вспомнил, как заводится машина. Сколько месяцев он не чувствовал себя собой? Надо дать ему прийти в себя. Позже поговорим.

– Прости. Отвези меня, я продиктую адрес. А потом медленно езжай домой и ложись спать.

Не знаю, зачем я заставила его подвозить себя, вместо того чтобы спокойно поехать с отцом. Может, хотела убедиться, что он осторожно водит, а если во что-нибудь врежется – врезаться вместе с ним. А может, после всего, что мы пережили, не могла заставить себя отпустить его.

Дороги по всему городу были мокрые и скользкие, но чем дальше мы отъезжали от Йемтео, тем меньше было разрушений и поломанных деревьев. Бо́льшую часть своего гнева Вода обрушил на Йемтео, и я подумала: «Интересно, он хотел припугнуть меня, единственного смертного, который знал, из-за чего так льет, или просто у него было не так много сил, как он хотел показать? Может, на то, чтобы залить всю Корею, у него бы могущества не хватило, вот он и злился. Я улыбнулась. Неважно. Все закончилось хорошо. Я получила свой хеппи-энд, и никто, никто, кроме меня, не знает, как все было.

Из-под колес проезжавших мимо машин веером летели брызги. Люди встревоженно проверяли свои припаркованные около домов автомобили: не упало ли на них дерево? В пяти минутах езды от Йемтео освещение было в порядке. Как же приятно снова видеть людей! Вернуться в их мир работы, семьи, кредитов, соцсетей и парковочных мест. Никаких жертв стихиям, никакой безжалостной судьбы, никаких договоров, заключенных на сотни лет. Хватит с