– Ох, госпожа Айна, вы такая красивая! – Лика наконец закончила прическу и отошла в сторону, чтобы полюбоваться делом своих рук. – Прям глаз не отвести! Не то что эта новая гостья...

Да уж, на то был и расчет.

За ужином Айна собиралась выглядеть так, чтобы степная воровка сгрызла себе все когти от зависти. Ну, или по крайней мере ощутила себя совершенно лишней в этом доме.

Платье она менять не стала: серое и так было прекрасным – в меру сдержанным и в то же время подчеркивающим все самое лучшее в облике Айны. Другое, более нарядное, выглядело бы слишком вызывающе. Как будто для леди Берг в самом деле важно чье-то там мнение... По той же причине Айна отмела идею достать украшения. Достаточно было и пары обычных жемчужных серег, которые она всегда носила в паре к этому наряду.

– Просто у нее нет нормальное одежды, – ответила она служаночке, пытаясь выглядеть прилично.

«И совести тоже. Маленькая грязная воровка!..»

– Ой да бросьте! – Лика никогда особенно не следила за языком и правилами этикета. По крайней мере, в обществе Айны. И их обоих это вполне устраивало. – Скажете тоже... У нее ж на лице написано, что она отродясь в приличном доме-то не жила... и за собой вовсе ухаживать не умеет. Вы б видели, какая она тощая – что твой куренок для супа! А на спине – куча шрамов. Я не вру, ей богу!

– Лика... Избавь меня от таких подробностей.

На самом деле Айне было до жути интересно узнать все про маленькую степную хорьчиху, но обсуждать ее шрамы... это и в самом деле уже слишком!

Лика пожала плечами, не воспринимая слова Айны всерьез. Она давно прислуживала ей в этом замке, и знала, увы, слишком много... Наверняка догадывалась, какого рода отношения связывали госпожу Берг и ее названного «братца» до того, как они оба покинули Янтарный Утес в начале осени.

– Ну, вашему дружку с севера, похоже, и так сойдет, – легкомысленно добавила служанка, и Айна поняла, что все-таки нет... ничего она не знает, иначе не стала бы так легко бросать свои слова. – Она из его комнаты весь день не вылезала. Вы бы с ним поговорили... чтоб осторожней был. Я-то знаю, как такие дикарки в мужиков вцепляются.

Айна поморщилась.

– Лиан – взрослый человек, – сказала она ледяным голосом. -– Он сам может решать, в чьих комнатах проводить время.

И решительно встала со стула, показывая тем самым, что дело окончено и разговор тоже.

Она не знала под каким предлогом Лиан с его новой подружкой отказались прийти в гостиную днем, но трапеза в столовой была накрыта на восемь персон, а значит, эти двое должны были появиться к ужину.

Элея и Патрик уже были здесь, они негромко переговаривались о чем-то, заняв свои обычные места по центру стола. Нисса и Май вошли сразу же следом за Айной, так что они разом окинули взглядом свободные стулья, раздумывая, куда сесть. Патрик тут же кивнул Айне на место подле себя, а детям велел занять те, что напротив нее.

«Интересно, в чем покажется эта дикарка...», – Айна отрешенно слушала веселую трепотню Ниссы с Маем, но смотрела не на них, а на огонь свечей в высоком канделябре, что стоял рядом. Ей казалось, если глядеть на пламя очень внимательно, никто не услышит, как сильно и больно стучит ее сердце. Может быть потому она не сразу заметила, как в столовую вошли Лиан и его степная подружка... А когда заметила, они были уже совсем близко – Верон указал им на свободные места по другую сторону стола от хозяев дома. Хвала богам, старик догадался усадить их подальше от Айны. Она была ему искренне признательна за это, хотя и подозревала, что тут не обошлось без указаний Патрка и Элеи.

Маленькая воровка явилась в скромном темно-зеленом платье, которое, к слову, было ей весьма к лицу. Откуда оно взялось, оставалось только гадать, но сидела эта обнова вполне себе ладно, как будто ее успели наскоро пошить для внезапной гостьи замка, у которой, судя по всему, не было ничего, кроме той оборванной одежды, в какой она приехала.

Фарр пришел последним. Его волосы снова были убраны – на сей раз в длинный аккуратный хвост на затылке, а поверх белой рубашки принц надел темный синий дублет с отделкой серебристой нитью. Верон услужливо отодвинул для него стул рядом с Айной.

– Что ж, – тепло сказал Патрик, – вот все и в сборе наконец. Рад видеть вас здесь, друзья мои! Давайте не будем делать вид, будто мы собрались тут для светских бесед – ужин слишком хорош, чтобы ждать, пока мы наговоримся! Приступим к трапезе, а важные беседы оставим на потом! Впрочем, сначала выпьем за эту славную встречу!

«Патрик, как же я тебя люблю! – с нежностью подумала Айна, поднимая свой кубок. – Ей богу, если бы все люди в мире были столь умны и чутки, нам жилось бы намного легче...»

И она с удовольствием осушила сосуд почти до дна.

На сей раз в кубке было вино покрепче, чем днем, но до «настоящего» ферресрийского ему было далеко...

«Все-таки я напьюсь сегодня, – решила Айна. – Напьюсь и буду спать крепче, чем младенец в утробе. Чтобы ничего не чувствовать. Ни-че-го»

Она искренне улыбнулась, когда Верон вновь наполнил ее кубок, а вот к еде не прикоснулась вовсе. Разве только для виду повозила вилкой по блюду перед собой. И легкий, ни к чему не обязывающий разговор по большей части пролетал мимо ее ушей.

В сторону Лиана Айна не смотрела и на эту его воровку тоже.

Зато краем глаза видела, что Фарр, как и она сама, лишь делает вид, будто занят ужином.

Как и она сама, принц старательно осушал один кубок за другим и даже не пытался поддерживать беседу.

Они оба знали, что настоящие разговоры начнутся позже.

И лишних ушей там не будет уж точно.

Обещанный Патриком важный разговор состоялся уже на следующий день, когда все в достаточной мере пришли в себя после дороги и отоспались. А некоторые еще и выпили хорошую порцию крепкого горького отвара, который выгоняет из живота и головы последствия слишком рьяных вечерних возлияний... Айна была очень рада увидеть на подносе Лики это ароматное средство от похмелья. Полночи она провела в борьбе с тошнотой и липким противным туманом, который обступал ее со всех сторон, не давая нормально дышать... Так что чашка с лекарством от Патрика пришлась как нельзя кстати. После него даже получилось встать с постели, хотя до того это казалось непосильным подвигом.