привозили. Эмили помнила, что кое-что из этого он ей рассказывал много лет назад, когда она еще училась в колледже и была в него влюблена. Также Шон рассказал о том, сколько было вложено в реставрацию особняка Игл и чего им ждать от зимы.

– Если вы думали, что зимы в Кортаке суровы… то здесь еще холоднее. Но хуже всего снег. Одна из причин, по которой морозильник и кладовка забиты под завязку, состоит в том, что дороги в определенные промежутки времени надолго окажутся непроходимыми. Даже если их будут чистить – а я сделал все от меня зависящее, чтобы этим занимались, – из-за метелей и плохой видимости вам все равно захочется остаться дома. Это очень красиво, не спорю, но когда я рос здесь ребенком, у нас была только печь на дровах и – ну, теплоизоляция оказалась далека от совершенства. Жить в детстве здесь было непросто. Раньше, когда особняк был еще действующим курортом, его закрывали на период с первого ноября по первое мая, – Шон глянул на часы. – Это могло бы случиться сегодня, первого ноября. Обычно снег ложится еще до этого месяца, но то, что мы видели сегодня утром, – не больше чем поземка. Настоящие снегопады еще впереди.

Эмили кашлянула.

– Не хочу показаться неделикатной, Шон, но если помнишь, я тоже однажды здесь зимовала. Причем начиная с первого ноября.

Билли присоединился.

– А я провел здесь целых две зимы. Не думаю, что нам нужно объяснять, какие бывают снежные заносы. Впрочем, в этот раз зимовать будет намного проще, хотя нельзя сказать, что у нашей хижины была роскошная обстановка, – Билли говорил по-доброму, и это напомнило Эмили, как близки раньше были эти двое. Он продолжил: – Но у меня возник интересный вопрос: как особняку Игл удавалось держаться на плаву, если он был открыт всего шесть месяцев в году?

– Эти шесть месяцев они гребли деньги лопатой, – сказал Шон. – Так я, по крайней мере, слышал. Есть, кстати, и фотографии. Там мой прадед стоит в норковой шубе в пол возле «Роллс-Ройса “Серебряный призрак”». Красивое авто. Одно из таких пару лет назад ушло с молотка чуть больше чем за восемь миллионов баксов.

– Дай-ка угадаю, – сказала Венди, закатывая глаза, – ты и был покупателем?

Шон откинулся на спинку стула, и на его лице заиграла мальчишеская усмешка. «Кажется, он оживился», – подумала Эмили. Он повернулся и подмигнул ей.

– Ой, не порть мне удовольствие, – сказал Шон. Отвечал он Венди, но слова эти предназначались Эмили. – Дай немного повыделываться.

Ей не понравилось, как сильно он взволновался, но втайне она именно на это и надеялась. Ей хотелось, чтобы он одарил ее своим вниманием.

Шон продолжил:

– Также сохранилось несколько старых конторских книг. Когда фондовая биржа обвалилась в 1929, у него были приличные накопления и оставались еще кое-какие резервы. Вместо того чтобы пытаться удержать на плаву тонущий корабль, он наконец опомнился и прикрыл лавочку в начале тридцатых. Но во время войны его постигло несколько неудач, а после он попытался снова открыть особняк. Но начали ходить слухи о том, что здесь водятся привидения, а потом его убили и…

– Ого! – воскликнула Эмили. – Убили? Что? Почему я впервые слышу об этом?

Она глянула на Билли, и тот жестом показал, что тоже понятия об этом не имел, но когда Эмили снова перевела взгляд на Шона, на его лице уже не было искренности. Желание поговорить тоже пропало. Он выглядел раздраженным, хотя это было не совсем точное слово.

– Ты еще много чего не знаешь, Эмили, – Шон оттолкнул от себя пустую тарелку и встал. – Нам пора, Венди. У меня завтра рано утром встреча в Балтиморе. Скажи пилоту, что я хочу быть в воздухе уже через полчаса.

Он обошел вокруг стола, пожал здоровую руку Билли, затем подошел туда, где сидела Эмили. Он наклонился, чмокнул ее в щеку, и при этом шепнул ей кое-что. Эмили не совсем разобрала, что именно, но она услышала что-то вроде «Шелли».

Перед ней расстилалась долина, а особняк Игл оживал в лучах утреннего солнца, и, поднимаясь вверх по склону, Эмили обдумывала эти слова. Она с Билли отражалась в стекле и стали стоящего рядом здания. Но она не могла понять, что Шон пытался прошептать ей на ухо прошлой ночью.

Шелли?

Чушь какая-то.

Желе?

Да нет, бред. Зачем ему это говорить? Желе? Какое еще желе? Нелли?

Нет, она просто неправильно его расслышала.

Эмили посмотрела на часы. Без двадцати восемь. Она оказалась права по поводу своей скорости. Она пробежит еще пятнадцать минут, а потом, пока с нее будет течь пот, выпьет чашку кофе и съест тарелку хлопьев, читая New York Times. А дальше можно будет взглянуть, что за душ такой стоит в доме у миллиардера. К девяти часам Эмили будет готова начать работу над книгой. Будет весело. К тому же она уже набросала основную идею: женщина, которая не сумела реализовать свои желания, встречает привлекательного парня, который кажется опасным, но на самом деле лишь ждет, чтобы его приручили. Добавить пару постельных сцен и – та-да! Следующие несколько минут бега Эмили обдумывала книгу, пытаясь решить, сделать свою главную героиню библиотекарем или учительницей. «А мужчина пусть будет отцом-одиночкой, – решила она, – вдовцом, чья жена почила достаточно давно, и он уже мог позволить себе двигаться дальше. Может, мужчина окажется втайне богат. И он будет очень-очень хорош в постели», – решила Эмили, улыбаясь про себя. Она развернулась и побежала обратно, ускоряя темп на подъеме в гору. Ей хотелось поскорее добраться до дома.

Ведь ее ждал роман.

Глава 23. Горизонт событий

Ты голоден, Билли.

Билли потер рукой лицо и отъехал на стуле от стола. Он и правда был голоден.

– Спасибо, – сказал он. – Который сейчас час?

– Одиннадцать тридцать. Ты ничего не ел со вчерашнего ужина.

– И не пил, – сказал он. – Я и пить хочу.

ХОЧЕШЬ ВЫПИТЬ?

Он убрал руки с лица.

– Что?

Хочешь выйти?

– Ага, – сказал он. – Было бы неплохо. Я скоро вернусь, ладно?

Я никуда не денусь.

Билли не смог сдержать улыбки. На столе стояло два открытых ноутбука, но Нелли все еще проявлялась, проецируя на стену теннисный мячик травяного цвета. Для него так действительно оказалось проще: было куда улыбнуться.

– Ладно. Перевести тебя в режим гибернации, пока меня нет?

Как пожелаешь.

Это не ответ.

Он вышел из кабинета и спустился по лестнице. У него тряслась рука, и Билли понял, что и впрямь хотел бы выпить, чтобы немного притупить боль. Он отказался от обезболивающих, и его немного обидело облегчение, промелькнувшее на лице Эмили, когда он сказал, что справится и так. Она, конечно, попыталась скрыть свои эмоции, но все было слишком очевидно. Билли отказался от них, потому что тогда рука болела не очень сильно и ему и впрямь не нужны были обезболивающие. Но отчасти причиной послужило то, что еще действовал местный анестетик, который нанесла Нелли. Этим утром… Стоп. Сейчас одиннадцать тридцать утра или одиннадцать тридцать вечера? Сколько он уже работает без перерыва? Билли повернулся к следующему лестничному пролету и увидел, что сквозь окна проникает солнечный свет. Хорошо. Прекрасно. Одиннадцать тридцать утра. Но вот в том, что рука болела, не было ничего прекрасного. Однако теперь уже было поздно давать задний ход и говорить, что вообще-то ему нужны обезболивающие.

Но хуже боли было то, что рука чертовски сильно чесалась, словно под кожей копошились муравьи. Билли даже оттянул повязку, чтобы проверить и убедиться, что там никто не ползает.

Только розовая плоть и ровный ряд швов.

Итак, никаких обезболивающих, но пообедать-то он может. Это должно помочь. Можно еще выпить кофе или диетическую колу, но он был удивлен тем, насколько бодро себя чувствовал. Билли проработал всю ночь, даже не осознавая этого. Наверное, стоит подремать после еды, но если он будет чувствовать себя так же хорошо, как сейчас, то лучше