«системы шестнадцати». Это было не что иное, как прослеживание ступенек власти — от шерифа через управление округом, штатом, федеральное управление и кончая президентом Соединенных Штатов. По мнению Лахэя, каждый истинный христианин должен пристально следить за деятельностью всех ступеней, а заметив что-либо безнравственное, аморальное или даже неявно выдающее гуманистические взгляды, призван сделать все возможное, чтоб отмеченный грешник лишился своего поста. «Все возможное» включало широкий спектр мер от относительно невинного заявления до широких кампаний протеста.

Более часа слушая описание картины бытия по Тиму Лахэю, Филип чувствовал, что его захватило, — но не сама лекция, а эта чудовищная, с ног на голову поставленная логика. После обсуждения теории Лахэя уже знакомая Рина принялась чертить на доске схему как подтверждение того, будто США управляет небольшая, злостная клика угнетателей-гуманистов; при этом Рина заметила, что схема взята из книги доктора Лахэя «Битва за разум», словно этот факт мог мгновенно придать весомость сюжету. Из схемы следовало, что христианство исходит из мудрости господней, а гуманизм, конфуцианство, буддизм и магометанство суть языческие учения и являются плодом разума человека. И еще: хоть в США насчитывается всего двести семьдесят пять тысяч гуманистов, именно в их ведении телевидение, радио, печать, кинопроизводство, большая часть крупнейших фондов вспомоществования, профсоюзы, просвещение, Союз гражданских свобод, Национальная лига женщин и Верховный суд. Далее, посредством схода разных линий было продемонстрировано, что гуманисты погрязли в утехах, порнографии и наркотиках.

Филип едва не расхохотался, внезапно представив себе Эрла Уоррена, курящего гашиш и листающего порнографический журнальчик. Однако когда Рина заявила, что мнение Лахэя о гуманистах поддерживает Южная баптистская конвенция, Джерри Фолуэлл и вашингтонский филиал «Морального большинства», а также пятьдесят четыре тысячи активных членов «Десятого крестового», Филипу стало вовсе не до смеха.

Наконец-то он мог получить представление о размерах «Крестового»; даже если Рина вдвое преувеличивает, все равно, значит, таких, как она, в стране двадцать пять тысяч! Филип быстро прикинул в уме и пришел к ошеломляющим выводам. Сара упоминала как-то, что рядовой член Объединенной церкви Сун Мюнь Муна и сотни ее головных центров собирает в сутки в фонд своей организации в среднем до двухсот долларов. Пусть лишь четвертая часть членов «Десятого крестового» занимается сбором средств; это значит, «Крестовый» имеет ежедневного дохода по крайней мере миллион двадцать пять тысяч, и это без всяких налогов, и все шито-крыто! То, что такая организация, как «Десятый крестовый», пополняет свой фонд ежегодно четырьмястами миллиардами долларов, не может не внушать страха. Открыть лагерь типа «Зубчатой вершины» им ничего не стоит, как и учредить свой центр в штате Нью-Йорк и свой «клуб», который Сара обнаружила в Балтиморе.

По иронии судьбы, тема следующей лекции, которую начал Эрик, была как раз посвящена сбору средств для «Похода».

— Мы объединились не ради забавы, — звучал надсадный голос Эрика. — И мы не будем обольщаться. Идет война… война против всего прогнившего, растленного, безнравственного, что есть в нашей стране. И как всякая война, наша тоже требует денежных средств. Когда Ричард Львиное Сердце отправлялся в поход на Иерусалим и в Святую Землю, народ Англии пожертвовал все, что имел, ради этой благородной цели. Конечно, теперь иное время… Теперь требуется учить или, пожалуй, даже заново переучивать американский народ, чтоб он понял: величие его страны зиждется на мудрости священного писания. Надо рассказать людям, что мы делаем, заставить их понять, как важна наша работа и как важен нам их денежный вклад. Но вместе с тем нельзя терять ни минуты. Не нужно долго ходить по улицам в поисках средств, чтоб определить, кто верует, а кто нет. Встретив неверующего, немедленно бегите… невозможно выжать кровь из камня, и нельзя позволить, чтоб они вас ввергли в искушение. Если откажется жертвовать один, найдите другого. Время не ждет, потому пусть каждый дорожит своим временем, не тратит его попусту. Не надо уговаривать и убеждать — это наша задача. Ваше дело выиграть время и обеспечить средства, что позволит нам неотрывно действовать на благо освобождения Америки… освобождения ее от засилья гуманизма, коммунизма, распущенности.

Будем говорить прямо: мы принимаем на себя обязательство. Нам не нужен тот, кто не дорос до осознания нашей цели. Не стану от вас скрывать: этот путь, друзья, труден. Будет и так, что над вами посмеются, станут обзывать по-всякому; будет и так, что уж, кажется, нет сил идти дальше, но это не беда. С вами Господь и истина его, и пусть это придаст вам силы. И еще с вами мы. Мы все с вами, до единого. Теперь мы ваша семья, ваши братья и сестры, мы поможем вам во всех ваших делах.

Так бубнил он долго-долго, петляя вокруг проблемы сборов и роста денежных средств, то удаляясь, то снова к ней приближаясь, все вдалбливая слушателям: Господу угодно, чтобы они собирали деньги. Поглядывая время от времени на кружок своих спутников, Филип диву давался, до чего легко и свободно славословие этого невежды находит себе благодатную почву! Сидящие кивали, если ожидалось их одобрение, хмурились и улыбались тоже по указке. Они уже с потрохами принадлежали Эрику — терять силы, продолжать обработку ему уже ни к чему. Всего день потребовался на их обращение, и теперь Эрик говорил с ними так, словно их вступление в «Поход» уже дело решенное.

Дождь все лил и лил, превращая поляну в топкое болото, и день катился себе чередой бесконечных лекций, собеседований, семинаров. Только когда учебный зал стали переоборудовать в столовую, до Филипа дошло, как много пролетело времени. Казалось, все дневные часы он пребывал в каком-то трансе, освобождавшем мысли от нескончаемых потоков мусора, метивших в сознание.

К тому времени, как Филип опустошил миску все с той же вязкой кашей, что и вчера вечером, дождь заметно поутих, а пока в кромешной тьме они с Джексоном брели по грязи к своей лачуге, дождь совсем перестал. К счастью, Джексон уже не так, как вчера, без умолку выражал свои восторги; теперь он плелся, смиренно потупясь, с блаженным видом кающегося грешника.

Когда оба улеглись на нарах, Джексон подал в темноте голос:

— Завтра обряд посвящения…

— Знаю, — отозвался Филип. — Слыхал, объявляли.

— Ну и как, вступаешь?

— Наверно, — сказал Филип. С Джексоном откровенничать не стоило.

— Что-то голос у тебя не очень уверенный!

— Ну а ты сам-то как? — спросил Филип, предвидя ответ. Его вполне можно было прочесть на физиономии новобранца.

— Вступлю! — ответил Джексон. — В первый раз понял, зачем жить и как дальше… Только во имя Господа и Америки.

Узловая, ударная фраза Эрика.

— Молодец! — похвалил Филип.