Правда заключалась в том, что у него были свои сомнения по поводу настойчивости Кэйлеба и Шарлиан в том, что условия Чариса должны быть ратифицированы парламентом князя Дейвина, а не просто его регентским советом и княжеским советом. После лобовой атаки Клейрманта Гейрлинга не было никаких сомнений в том, что княжеский совет одобрит решение регентского совета принять условия Чариса, но заранее предсказать это было невозможно. Это было одной из причин, по которой Шарлиан специально потребовала, чтобы Дейвин и его опекуны представили предложенные ею условия непосредственно в парламент, где небольшой группе влиятельных людей было бы гораздо труднее заблокировать их принятие.

Но это была только одна из причин, и не самая важная. И, несмотря на его собственные опасения по поводу политической и религиозной ручной гранаты, в которую могут превратиться парламентские дебаты, Мерлин в конечном счете решил, что она права. Кэйлеб согласился с ней с самого начала, что, конечно, сделало бы любые возражения Мерлина спорными. Мерлин был полностью готов давать советы соправителям империи, когда они его об этом просили, но окончательные решения оставались за ними. В этом случае, однако, чем больше он думал об этом, тем больше он приходил к согласию с тем, что вынесение решения на рассмотрение всего парламента — самое близкое, что было у Корисанды к настоящему национальному форуму — для открытого, публичного голосования снимет все обвинения с «коррумпированной» клики. Группа амбициозных и вероотступных аристократов продала Корисанду Чарису в обмен на взятки личной властью и богатством. Никто не сомневался, что Клинтан и храмовая четверка будут настаивать на том, что именно это и произошло, в любом случае, но людям Корисанды было бы лучше знать.

Мерлин никогда не возражал против желательности установления этого, но он был более чем немного обеспокоен тем, насколько половинчатыми, как он ожидал, будут результаты голосования. Если бы вероятность одобрения была очень мала, это подчеркивало бы шаткость нового соглашения. Хуже того, это может вдохновить тех, кто выступал против принятия, прибегнуть к внесудебным средствам отмены решения. Видит бог, они уже достаточно насмотрелись на это в Корисанде! И даже если бы они избежали этого, можно было бы рассчитывать на то, что храмовая четверка заявит, что, несмотря на всю коррупцию и все давление, оказываемое на представителей народа Корисанды, злобные еретики и слуги зла смогли собрать лишь крошечное большинство проголосовавших в пользу их богохульных требований… предполагая, конечно, что любое истинное дитя Божье может на мгновение поверить с самого начала, что подсчет голосов был честным!

Конечно, если парламент примет решение с сильным большинством голосов в пользу этих условий, это обеспечит все преимущества, которых ожидали Шарлиан и Кэйлеб — и Нарман — и утверждали, что это произойдет, — подумал он. — И, похоже, Гейрлинг обеспечил именно такое большинство, чтобы принять их все, включая брак Гектора и Айрис. Я действительно боялся, что это может стать камнем преткновения для многих из них, но последняя проповедь Гейрлинга, похоже, развеяла и этот страх! Когда архиепископ корисандский спонтанно объявляет со своей кафедры, что он готов отпраздновать свадьбу, как только парламент одобрит ее — что он не просто хочет, но и с нетерпением ждет этого, потому что убежден, что это будет «настоящий брак сердец и душ» — то просто немного трудно кому-либо утверждать, что Шарлиан приставила кинжал к горлу Айрис.

— Ты же понимаешь, что Гектор не собирался жениться по крайней мере еще год или около того? — спросил он.

— Конечно, не собирался, но гарантирую, что он не будет спорить с этим! — со смехом возразил Кэйлеб. — Разве тебе не понравилось выражение его лица, когда он услышал проповедь Гейрлинга?

— Я признаю, что на ум пришло слово «оглушен».

— И разве Айрис не была похожа на ящерокошку со свежей миской молока? — Кэйлеб покачал головой. — Если бы я не знал лучше от снарков, я бы поклялся, что она подговорила Гейрлинга на это!

— На самом деле, что сделало меня самым счастливым, так это то, что немногие другие люди в соборе выглядели несчастными из-за этой проповеди, — сказал Мерлин более серьезно. — По общему признанию, в собрании было не так много сторонников Храма, и любой, кто был там, вероятно, уже был склонен согласиться со всем, что сказал Гейрлинг, но это все равно показалось мне хорошим предзнаменованием.

— В любом случае, это, конечно, неплохо, — согласился Кэйлеб, затем склонил голову набок, когда часы на башне дворца протектора начали отбивать час.

— Нам нужно попасть туда, — сказал он, поднимаясь со стула. — Есть ли что-нибудь еще, что ты можешь придумать, о чем мы должны упомянуть?

— Не совсем. — Мерлин покачал головой. — В данный момент на ум приходит эта старая фраза о «достаточном на сегодняшний день». Кроме того, я не хочу предлагать ничего, что могло бы превратить это в одну из тех многочасовых встреч, которые вы с лордом-протектором, похоже, так любите.

— Я не «люблю» их! — строго сказал Кэйлеб. — Хотя, — признал он повелительным тоном, — качество пива Грейгора действительно помогает мне примириться с тяжелыми требованиями моих весомых — моих многих весомых — обязанностей.

— Это то, что они собой представляют? — Мерлин округлил глаза, затем кивнул с видом внезапного понимания. — Весомые, не так ли? Это, вероятно, объясняет, почему ты кажешься таким тяжелым, когда я в конце концов тащу твою полубессознательную имперскую тушу обратно в посольство.

— Ты этого не делаешь! — сказал Кэйлеб со смехом, и Мерлин вздохнул.

— Так грустно, что ты так сильно напился, что даже не можешь этого вспомнить.

— Думаю, нам лучше оставить эту конкретную тему там, где она есть, сейджин Мерлин, — объявил Кэйлеб, когда они начали спускаться по лестнице.

— Преклоняюсь перед твоей тиранической властью, — пробормотал сейджин.

— И так и должно быть. Но почему ты так беспокоишься о том, как поздно я планирую задержаться, развлекаясь — я имею в виду, консультируясь — с Грейгором и Дариусом?

— Потому что мне нужно выполнить одно поручение. — Голос Мерлина был гораздо серьезнее, и Кэйлеб остановился и оглянулся на него, приподняв одну бровь.

— Сегодня годовщина Нармана и Оливии, — тихо сказал Мерлин. — Я пообещал Нарману, что лично доставлю ей его подарок на годовщину.

Кэйлеб несколько секунд стоял, пристально глядя на него, затем протянул руку и очень нежно коснулся его руки.

— В таком случае, я обещаю быть дома к ужину, — сказал император Чариса своему личному оруженосцу.