Шрифт:
Закладка:
Я шёл не в бордель: Черная и Белая остались в театральной ложе. Да и не было у меня времени на развлечения. Не терпелось сплести первый магический узор для будущего дома. Вот только перед тем, как займусь магией, следовало завершить другие приготовления. Именно поэтому я и брёл по тёмной улице.
* * *
— Куда спешишь, красавица? — спросил хриплый голос.
Из придорожных кустов вышла коренастая женщина, преградила мне путь; демонстративно помахала ножом. Отметил, что стал неплохо видеть в темноте: при свете звёзд сумел разглядеть лицо грабительницы. Улыбка у женщины вышла кривая, точно правую сторону её лица сковал паралич.
Старая знакомая; как и та пара, что отрезала мне пути к бегству. Одна бандитка шагнула мне за спину, другая обошла меня по дуге, замерла справа, посреди улицы. Всё же хорошо, что я пожалел их в прошлый раз: лихие душегубки действительно пригодились.
Довольно хмыкнул. Оценил оружие криволицей грабительницы. Решил, что клинок бандитки вполне сойдёт для моих целей — не слишком мал, да и не жаль будет такой портить.
— Я вижу, ты музыкантша, — сказала криволицая. — Сбацаешь музычку для трёх клёвых девчонок? Тогда мы тебя возможно не убьём. А только отнимем у тебя кошелёк и блестяшки. Ну и оставим себе на память карауку — чтобы не забыть о твоей щедрости.
Она приблизилась ко мне. Неторопливо. Морской походкой.
«Почему трое? Было же четверо? Куда ещё одну подевали?» — подумал я.
Значит заклинание не обмануло: в засаде за кустами прятались только три грабительницы. Четвёртая либо приболела, либо взяла выходной. Или отправилась навестить родню в деревне? Впрочем, не важно. Троицы бандиток для ритуала вполне достаточно.
— А если не сыграю? — спросил я. — Убьёте?
Изобразил дрожь в голосе.
При прошлой встрече не беседовал с бандитками. Но в этот раз решил не спешить. Я же не злодей… теперь. А этот… благородный защитник слабых и обиженных. Как те добряки в белых плащах, что когда-то поджаривали меня на костре.
За моей спиной зашуршали шаги. Необычный у них звук: показалось, что шагавшая ко мне женщина подволакивала ногу. Не обернулся. Почувствовал на спине тепло чужого дыхания. Мой рот прикрыла пропахшая потом рука, к шее прижалось холодное лезвие ножа.
— Не нужно орать красавица, — сказала криволицая. — Не хочешь играть — не надо. Мы не обидимся. Ведь мы же на работе — нам не до развлечений. Правда, девчонки?
В ухо мне выдохнули: «Угу».
Может… изнасилуют?
Вполне искренне вздрогнул — от отвращения.
Нет уж. Этой троице я бы не дался. Лучше взойду на костёр.
А вот с Черной и Белой сыграл бы в похожую игру…
Криволицая подходила всё ближе. Поигрывала клинком. Смотрела мне в глаза. Ну точно бывшая морячка: не раз видел в Оргоне подобную неуклюжую походку — чаще в порту. Хотя и в кафе, где я работал, матросы (матроски?) заходили нередко.
— Что ж ты так испугалась, милашка? — спросила бандитка. — Аш потемнела, бедняга. Не ссы. Раз не хочешь нам играть… Я не сделаю тебе больно. Обещаю.
Хохотнула.
Добавила:
— Только… коль… и готово.
Её ухмылка поблёкла.
Криволицая бросила взгляд поверх моего плеча — явно пыталась меня отвлечь. Дёрнулся: изобразил желание обернуться. Бандитка стремительно преодолела разделявшее нас расстояние, хорошо отработанным ударом вонзила клинок мне в сердце…
Точнее, попыталась вонзить.
Нож коснулся кожи и соскользнул в сторону, разрывая кафтан.
«Алмазная броня» сработала исправно. Как обычно. Воспользовался именно этим плетением на случай, если бы грабительницы попытались вышибить мне мозги — не хотел схлопотать сотрясение. И плевать, что синева на лице. Никого она не смутила и не испугала.
Вонявшая потом рука хромоногой запрокинула мою голову. Я не сопротивлялся. Не потому что надеялся на поцелуй в ухо: признаться, при подобном повороте вырубил бы бандитку сразу. А потому что хотел убедиться в намерениях хромоногой.
Услышал позади себя скрежет зубов.
Лезвие клинка полоснуло меня по горлу. Потом ещё раз и ещё. Словно бандитка пыталась разогреть мой кадык трением. «Алмазик», как я любя называл броню, что красила кожу в голубые оттенки, не смогли бы порезать и настоящим алмазом. С ней никто бы не совладал без применения серьёзной магии.
Теперь уже ухмыльнулся я: бандитки меня не подвели.
Мозг прострелила мысль о том, что от моих игрищ может пострадать караука. К своему стыду, об инструменте я подумал только сейчас. Вот оно ещё одно свидетельство моей безалаберности. Неужели это подкралась старость? Разочаровано вздохнул. Трижды скастовал «сон», повёл плечами — высвободил голову из ослабевшего захвата, почесал кончик носа.
Посмотрел на ту грабительницу, что лежала на дороге. Не молодая — постарше своих коллег по работе, не красавица. Она смотрела в мою сторону, ветерок шевелил пышную шевелюру на её голове. В руках женщины не увидел оружия. Скривился.
Но тут же махнул рукой. Буду считать, что третья бандитка попросту не успела достать нож: понадеялась на своих подружек. Наверняка так и было. Ведь не пыталась же она им помешать, спокойно наблюдала за тем, как меня убивают. А значит, вполне заслужила наказание.
К тому же… для того, что задумал, двух жертв мне точно не хватит.
— Ладно, — пробормотал я.
Принялся за дело.
Безоружную грабительницу первой отнёс на поляну за кустами (она оказалась не такой уж безоружной: в рукаве её кафтана обнаружил чехол с метательным ножом). Следом за ней поочерёдно протащил через кусты двух других спящих бандиток. Составил из их тел на земле треугольник — символ тёмного начала. Давненько я его не использовал. В этом мире — точно ни разу.
Окинул взглядом получившуюся картину. Та порадовала бы взор любого тёмного мага. Правильно подготовленные к закланию жертвы — один из важнейших составных элементов ритуальной магии. Одобрительно хмыкнул.
«Огонёк» зажечь не решился. Городской стражи я не опасался. Но скоро со стороны театра поедут экипажи. А могут появиться и пешеходы: мало ли кому захочется подышать свежим воздухом. Свет за кустами привлекал бы к потайной поляне ненужное внимание — я бы этого не хотел. Засучил рукава. Пальцем проверил остроту трофейного клинка, привычным движением вскрыл криволицей вены.
Начали.
Теперь важно не отвлекаться.
При свете звёзд, на древнеэрийском бормоча под нос наговор, принялся рисовать на утоптанной поверхности каменистой поляны руны смерти