— Ну и катись, куда хочешь! — выкрикнула она, разворачиваясь к своей сраной машине, — я тебя уговаривать не собираюсь.

— Пфф, да кому на хрен сдались твои уговоры! То же мне цаца.

Она повернулась ко мне так быстро, что волосы взметнулись темным облаком.

— Знаешь, Ершов. Это уже переходит все границы.

— И что? Заплачешь? Папаше побежишь жаловаться?

Янка поджала губы, посмотрела на меня как на конченного дебила, и в сердцах прошипела:

— Да пошел ты.

— Легко! — отвесил ей шутовской поклон и резко развернувшись, ринулся прочь.

Как же меня все бесит!

* * *

Я полдня бродил по городу. Как неприкаянный мотался по улицам и торговым центрам, игнорировал все звонки — даже не смотрел на экран, когда телефон в очередной раз начинал верезжать. Не хотел никого ни видеть, ни слышать. В груди пекло, в голове кипело.

Я то успокаивался, приходил в себя, даже начинал понимать, что творю какую-то херню, то снова вспоминал слова папаши, момент когда нашел карточку этого ушлепка в Яниной машине, и все по новой. Еще сильнее, еще яростнее.

Домой я пришел ближе к вечеру. Злой, голодный, вибрирующий, как провод под напряжением. Тронь — взорвусь.

На автомате отметил, что тачки Белецкой на месте нет. Сводная сестричка где-то шлялась. Может, в приюте хвосты дворнягам мыла, а может к Игорьку своему за утешением поскакала.

Плевать!

Хотя нет. Ни черта не плевать. Рука сама дёрнулась за телефоном, чтобы позвонить ей, но я обматерил себя за слабость и пошел дальше. Пусть шляется где хочет, меня это больше не интересует.

В прихожей сбросил кроссовки так, что одна улетела под шкаф, а вторая ботнула по стене. На хрен. Все на хрен.

На шум из гостиной вышла мать.

— Здравствуй.

Я ничего не ответил, только зубами раздражённо скрипнул. Вежливость? Сегодня это не про меня.

Так и не дождавшись от меня ответа, мать грозно спросила:

— Ты где был?

— Я что обязан отчитываться? — огрызнулся я.

Она на миг опешила от моего тона, а потом холодно произнесла:

— Обязан. Я должна знать, где ты мотаешься.

— Это еще зачем?

— Что бы быть в курсе того, что происходит. Может, ты в неприятности какие-нибудь в очередной раз влез! Компанию дурную встретил.

— Отца например? — поинтересовался я, поднимая на нее мрачный взгляд.

У нее от лица отхлынула кровь, а в глазах проскочил такой испуг, будто самого черта повстречала.

— Ты видел его? — командирский голос дрогнул и сломался.

— Да. Представь себе, он уже несколько дней в городе, а я и не в курсе. Кто-то не потрудился мне об этом сказать!

Ее страх быстро прошел, сменившись ледяной яростью.

— Я и не собиралась ничего говорить. Надеялась, что этот мерзавец свалит из города.

— Он мой отец! — завелся я.

Она осеклась, посмотрела на меня, как на маленького, несмышленого пацанчика, а потом сдержано поинтересовалась:

— О чем вы с ним говорили?

— Твое какое дело? — даже если бы захотел, я бы не смог пересказать тот уродский разговор.

— Не забывайся!

— Не забываюсь я, мам. Не забываюсь! Только тебе, наверное, надо чтобы я вообще на лавке тихо сидел, хвост под жопу поджав, и проблем не доставлял. Об этом мечтаешь? — прошел мимо нее, едва не задев плечом.

— Вот скажи, чего тебе не хватает, — мать ринулась следом, — живешь в хорошем доме, в достатке. Все у тебя есть. Семья, друзья, хорошая школа. Я столько сил потратила чтобы вытащить тебя из того дерьма, а ты снова туда тянешься.

— Ах, ну прости, что заставил напрячься. И что за вашими хорошими харчами, не забыл о том, кто мой настоящий отец. Ты уж извини, я не буду ссаться от восторга от твоего Славика и этой новой семейки. Ты уж тут как-нибудь сама.

— Как тебе не стыдно, а? Тебя приняли, как родного! А ты себя ведешь, как скотина.

— Слушай, а вы со Славиком заведите общего ребенка, растите его, как хотите, и радуйтесь тому, что он не я.

Мать побледнела еще больше и непроизвольно прикрыла живот рукой. Этот жест прошелся как плетью по оголенным нервам.

Твою ж дивизию…

— Вы уже, да? — процедил сквозь зубы, — времени даром не теряли? Молодцы.

Меня уже не просто трясло, а колотило так, что зубы стучали. Отец был прав. Во всем прав.

— Поздравляю. Надеюсь, следующая попытка выйдет более удачной и вырастет кто-то не такой неудобный как я.

— Максим, — мама подскочила ко мне, обняла изо всех сил, прижимаясь к груди, — хватит. В тебе сейчас злость говорит. Из-за отца. Ты не понимаешь, он же…

— Оставь его в покое. Выбрала другого — твое право, только не надо включать теперь заботливую мамочку и говорить, что все это было ради меня.

Она дрожала всем телом, все крепче стискивая меня в объятиях.

— Макс, пожалуйста. Не веди себя, так. Не будь как он!

— Хм, почему бы и нет? Гены пальцем не раздавишь. Ты ведь и меня мерзавцем считаешь.

— Да что за глупости у тебя в голове?

— Глупости? Я слышал, как вы вчера с Белецкой разговаривали. Как там ты посоветовала своей драгоценной Яночке? Держать ухо востро? Не расслабляться? Не ждать от меня ничего хорошего?

Она затряслась, разжала руки и, отступив на шаг, прошептала:

— Максим, я…— голос ее подвел.

— Что ты? Давай уж договаривай. Поздно идти на попятный.

— Ты все не так понял. Я просто хотела предупредить ее

Я поднял одну бровь, дескать валяй, продолжай.

— Предупредить, что ты… ты сложный, — она выглядела совершенно несчастной, но меня это не трогало. Меня вообще ничего сегодня не трогало.

Совесть на нуле, здравый смысл тоже, воспитанность тем более.

Я сегодня именно тот, о ком предупреждала мать. Мерзавец. И мне это в кайф. Я готов ломать все на своем пути. Все и всех.

— Извини. Какой уж есть.

— Ты слышал, что я говорила дальше? Ведь слышал? — схватила меня за руку.

— Прости, ты так мило болтала со своей новой дочерью, что я предпочел свалить, — зло выплюнул я.

— Я там говорила, что…

— Да мне насрать! — заорал я, — насрать, что ты там еще говорила! Хватило и того, что услышал.

Я оттолкнул ее руку.

— Ты все не так понял, Максим. Я тебя люблю.

— Ой, не надо, — я раздражённо отмахнулся и побежал наверх. Ворвался в свою комнату, схватил с полки спортивную сумку и начал заталкивать в не вещи. Какие попало, не разбирая.