Шрифт:
Закладка:
179
Здесь можно вспомнить неоднократные (впрочем, всегда неудачные) попытки подсунуть профсоюзам других европейских стран немецкую форму индустриальной демократии – участие в принятии решений на производственном и корпоративном уровнях – в качестве европейской модели сильного представительства работников на своих рабочих местах.
180
Заслуживающий доверия обзор проблем, связанных с европейской интеграцией и демократизацией объединенной Европы сквозь призму гетерогенности участвующих в этом обществ, представлен в работе [Höpner; Schäfer, 2012]; см. также: [Höpner, Schäfer, Zimmermann, 2012].
181
Например, постнациональная европейская конституция для того, чтобы быть приемлемой для малых или экономически слабых стран, должна содержать такое количество мер предосторожностей в отношении доминирования Германии, что это сделает ее едва приемлемой для немцев.
182
Как только соберется Европейский Конвент, то сразу же возникнет вопрос, должны ли сидеть делегаты от Каталонии под испанским или каталонским флагом. После чего похожие вопросы возникнут у басков, корсиканцев, фламандцев, южных тирольцев, сицилийцев и, возможно, даже у баварцев.
183
Это вовсе не означает, что подобного рода оптимизм отсутствует. Бофингер, Хабермас и Нида-Рюмелин допускают такую возможность в ходе разрешения нынешнего кризиса, т. е. в обозримом будущем, путем изменения договора при согласии всех 27 членов ЕС, прийти к «созданию политически объединенной валютной зоны ключевых европейских стран». Они исходят из того, что «этого требуют очевидные конституционно-политические представления о наднациональной демократии, допускающие общее управление без принятия формы федеративного государства. Европейское федеративное государство представляет собой неверную модель и предъявляет чрезмерные требования к солидарности исторически самодостаточных европейских народов. Происходящее сегодня углубление институтов может руководствоваться идеей о том, что демократическое ядро Европы должно представлять общность граждан всех стран – членов ЕВС, при этом каждый из них может быть представлен в двух качествах: с одной стороны, как непосредственно участвующий гражданин реформированного Союза, а с другой – как косвенный участник одного из европейских народов» [Bofinger et al., 2012]. Не совсем понятно, почему «конституционно-политические представления» должны быть столь очевидны. Какие темы, в какой из двух идентичностей должны рассматриваться и разрешаться?
184
Сложно себе представить, что немецкие налогоплательщики готовы оплачивать итальянские государственные или испанские банковские долги, если делать это их обяжет большинство Европейского парламента, вместо, скажем так, махинаций Европейского банка. Напротив, это было бы проблемой, так как перераспределение через парламентские решения будет не так легко скрыть.
185
То же самое правило действует и в отношении «региональной политики», которая отдает слабым то, что было взято у сильных, с тем чтобы когда-нибудь слабые, возможно, догнали или даже перегнали последних. В отличие от девальвации, им требуется постоянное согласие доноров, которые в ответ требуют контроля над использованием предоставляемых ими средств. В свою очередь, это, как правило, раздражает реципиентов. Как было показано, и от региональной политики может потребоваться, чтобы она делала саму себя излишней. Чем меньше она это делает, тем больше теряет согласия.
186
В этом отношении, как и во многих других, девальвация сравнима с «суверенным» списанием долговых обязательств. И то и другое являются средствами, с помощью которых общество, находящееся в конце капиталистической «пищевой цепи», может защитить себя, используя суверенитет своего государства, от стремительной и далеко идущей капиталистической экспансии.
187
Среди тех, кто еще на раннем этапе со всей очевидностью разглядел катастрофические политические последствия проекта евровалюты, – американский консервативный экономист Мартин Фельдстейн. Его соображения и аргументы по этому поводу см. в книге: [Feldstein, 2011].
188
Некоторые политические и экономические обоснования такого рода изменений европейской политики с достаточной степенью очевидности были представлены несколько лет назад Фритцем Шарпфом [Scharpf, 2010; 2011a; 2011b].
189
То, что американцы предпринимали за пределами валютной системы, например, считая необходимым не допустить итальянскую Компартию до управления страной или расколоть коммунистически настроенные профсоюзы Италии и Франции, – совершенно другой вопрос. И все же американское правительство на протяжении двух-трех послевоенных десятилетий допускало социал-демократические правительства, находившиеся в западноевропейской сфере влияния США, не в последнюю очередь под влиянием собственной традиции, идущей от «Нового курса».
190
Впрочем, не каждый общественный порядок этого заслуживает. В то же время не каждый общественный порядок, который этого не заслуживает, заслуживает, чтобы силы извне начали его переделывать. Только в некоторых пограничных случаях, когда действительно порядок катастрофически плох, перед другими обществами возникает необходимость его реформировать – правда, как показывают многочисленные американские экспедиции, целью которых является построение нации, это, как правило, не только очень затратно, но и бесперспективно.
191
Избиратели и члены профсоюзов в странах с левой политической традицией имели возможность повысить свои реальные доходы за счет покупателей импортной продукции и зарубежных производителей, видоизменяя, таким образом, распределение доходов в свою пользу.
192
См. введение в работе Шарпфа [Scharpf, 2012].
193
Правда, в последние годы не происходило никаких атак на датскую или шведскую крону, британский фунт или любую другую европейскую национальную валюту. Это противоречит аргументу, что только «крупная» валюта, такая как евро, может быть в безопасности, потому что ее не подорвут спекулянты, подобные Джорджу Соросу.
194
Кстати говоря, летом 2012 г. стало известно, что международные банки и компании уже