Бельгиец, на которого надели наручники прямо у портала, в данный момент пребывал во внутренней тюрьме Д.О.П.а. Там его и допрашивали – не торопясь, вдумчиво, вытягивая всю подноготную о связях с британской разведкой, с «Золотой Зарёй» и с масонскими ложами здесь, в России. Отцу с превеликим трудом удалось избавить от очной ставки с авантюристом свою пассию, Берту – как он сумел уговорить Корфа и Яшу, я даже вообразить не могу…

- Благодарю вас, господин Семёнов. – Корф кивнул. – Подводя итог, замечу, что главная цель вылазки достигнута, мадемуазель Выбегова свободна. Чего не скажешь об прочих… м-м-м… задачах. Я о том, что доступа в будущее мы не получили – и, похоже, уже не получим, не так ли?

Отец вопросительно покосился на нас с Николом. Я поспешно отвёл взгляд - когда люди, хорошо знающие барона, говорят, что он видит под собеседником на сажень вглубь, то это ни разу не преувеличение. А друг мой вообще никогда врать не умел, если дойдёт до расспросов с пристрастием – спалится моментально…

Отец, видимо, иного и не ожидал. Тем не менее, брошенный на меня взгляд был полон упрёка – «тоже мне, сын, называется…»

- Так и есть, господин барон. К сожалению, мы навсегда отрезаны от двадцать первого века. Хотя – не могу сказать, что это такая уж неожиданность. Дядя Ю… простите, господин Лерх, насколько мне известно, уже высказывал подобное предположение,

- Вот как? – Корф недоумённо вздёрнул бровь. - Поправьте меня, Юлий Алексеевич, если я ошибаюсь - но ничего похожего я в ваших докладах не встречал…

Старик сидевший рядом с Евсеиным, дёрнулся - сейчас он напоминал нахохлившегося, обиженного на весь мир воробышка. На этот раз учёные были втроём, их неизменный компаньон, профессор Бурхардт приглашения на Эзель не удостоился. Немец, хоть и стал ценнейшим приобретениемнаучно-исследовательского подразделения Д.О.П.а, но через «червоточины» не проходил и на «той стороне» порталов не бывал.

- Вы не ошибаетесь, Евгений Петрович. – ответил старик. – Но дело в том, сто мы и сами ни в чём не были уверены. В «шлиссельбургском свитке», о котором я не раз упоминал в докладах, имеется следующее утверждение: всякий, кто овладеет тайной путешествий во времени, неизбежно встанет перед выбором – открыть путь в грядущее, или отказаться от этого, получив взамен доступ в….

- …в какие-то загадочные «Внешние Миры». – подхватил Евсеин, недовольный по-видимому тем, что он снова оказался в тени коллеги. – Мы так и пришли к согласию, что это– указание на конкретную возможность, или намёк на некие абстракции духовного свойства, каких в «металлических книгах» хватает. Теперь-то, конечно, многое стало ясно.

- Именно так. – подтвердил дядя Юля. – Собственно, мы ожидали, что этот вопрос прояснится в результате предпринятой вылазки, и так оно в итоге и вышло.

- Если можно, объясните. – попросил барон. - Только вкратце, для дилетантов… думаю большинство из нас можно отнести к этой категории?

Возражений не последовало. Лишь Евсеин независимо вскинул подбородок – он-то себя дилетантом никак не считал.

- Может быть, лучше они сами? – дядя Юля покосился на нас. – Из первых рук, так сказать…

- Мы мало что можем сообщить, Юлий Алексеевич. – торопливо заговорил отец. – После возвращения, у всех в голове была сплошная каша. По сути, четырёхпалые не сообщили нам ничего конкретного - только вложили каким-то образом в мозги умение обращаться с их… мнэ-э-э… оборудованием. Это вовсе не какая-нибудь уникальная способность, поскольку и вы и господин доцент овладели ею с третей попытки…

Мы с Николом торопливо, закивали. Как только мы более-менее пришли в себя и попытались восстановить то, что происходило на «той стороне» - из памяти кроме разрозненных картинок чужих миров, удалось извлечь лишь инструкцию по пользованию статуей, чашей, брызгами-бусинами и «тентурой». Всё прочее мы узнали, последовав этой инструкции – снова включили «подсветку» чаши, сдвинули определённым образом дырчатые пластины и принялись в определённой последовательности проводить пальцами по острым складкам хрустальной хламиды, с ног до головы укутывавшей фигуру четырёхпалого. В ответ повисшая на месте исчезнувшего портала голограмма подсветилась клубками цветных лент, сложившихся в письмена на незнакомом языке – и не спрашивайте, как мы сумели их прочесть! Сумели, и всё: нужные слова и понятия сами вспыхивали в мозгу, будто заработала заложенная неизвестно кем программа-переводчик.

…а может, так оно и было?..

Узнали мы действительно многое. Например: наша планета соединена «червоточинами» с бесчисленными «Внешними Мирами», и на каждом из них ожидает своего часа точно такая же статуя – как оказалось, не статуя вовсе, а часть колоссального банка данных, накопленного «четырёхпалыми» за несчётные геологические эпохи существования их расы. Сама же раса вот-вот прекратит своё существование – она уже практически вымерла от того, что в наших понятиях проще всего охарактеризовать как «потеря интереса к существованию». Остались последние «хранители», которых держало только стремление найти достойных наследников. Это напомнило мне хрустальную планету из «Заповедника гоблинов» Клиффорда Саймака - там угасающая цивилизация в лице последних своих представителей тоже искала тех, кому можно было бы оставить свои знания…

Так или иначе, всё это теперь могло принадлежать землянам, которых четырёхпалые выбрали своими наследниками и приемниками. И выбор этот был сделан задолго до того, как наши далёкие предки провертели дыру в круглом куске дерева, продели в неё ось и приспособили к ящику – чтобы этот ящик удобнее было перемещать из одной точки в другую.

Имелся здесь и подвох, как это нередко бывает в случае наследования какого-нибудь ценного имущества – неважно, халупы в глухой деревеньке, или всеобъемлющего банка знаний миллионолетней галактической культуры. Овладев «червоточинами», ведущими во Внешние Миры, мы навсегда лишаемся доступа к межвременным порталам. Поделать с этим ничего нельзя, против глубинных законов мироздания не попрёшь - а значит, попасть в будущее можно теперь только естественным путём, проживая день за днём. Именно это сообщил дядя Юля барону Корфу и остальным собравшимся – так, как он сам это понимал. И пока старик говорил, я старательно прятал глаза, в особенности, когда он обращался к нам за подтверждением. Мне было нехорошо - нет ничего отвратительнее и тошнотворнее, чем вот так, беззастенчиво врать друзьям и близким. Конечно, не все собравшиеся сегодня в «санатории» на острове Эзель относились к одной из этих категорий, но всё же, это были свои, члены своего рода закрытого, тайного клуба, те, кто в разное время прикоснулся к тайне «червоточин» -