Прошло уже больше года, но капитан отчетливо помнил: очередной изнурительный допрос, возвращение в камеру — и вдруг азартная, неуместная мысль… А что, если? Если этого опера, такого худого и очкастенького, упивающегося собственной властью и неподкупностью, — да на «крючок»? И под себя его, под себя…

Долгий рассказ редко бывает интересным. И в этой истории не было пудов исписанной бумаги, установок по месту жительства, согласований, подписок и расписок — просто так получилось, что в конце концов капитан Виноградов получил право спрашивать, а старший оперуполномоченный РУОПа Тарасевич уже не мог отказать ему в редких и необременительных просьбах.

Справедливости ради стоит отметить, что Владимир Александрович никогда не использовал полученные сведения в ущерб интересам службы — так, для внутреннего пользования… и из профессионального тщеславия. Но на этот раз все было значительно серьезнее.

— Ну так что? Врет?

— По мелочи… Главное другое. Главное, что Маренича твоего они не трогали!

— Не понял?!

— Вот так! Насчет сейфа — они, но насчет твоего босса… — мимо!

— Давай тогда поподробнее.

— Ты когда со своей просьбой опять прорезался, мы группу эту, банковскую, уже разрабатывали. «Корки» были заведены, все чин-чином: телефончики на «прослушке», в кемпинг кое-чего засунули, в офис их…

— Че ж молчал?

— Проверить надо было, уточнить… Те или не те, да и вообще: у нас в полном объеме материалом никто не владеет, так, по частям…

— Блин! Ну и?.. Чьи они?

— Вообще-то формально — «поволжские», бригадир их, Сима, деньги туда в «общак» отдает. Но они работают «на долях» и со старышевскими и с тамаринскими.

— Сима? Я что-то не слышал, — наморщил лоб Виноградов.

— Поэтому и не слышал! Сейчас «команд» развелось… Не уследить, хоть десять компьютеров подключай.

— Ага! Старышева вы «приземлили»? А других серьезных людей? Ведь теперь каждый прыщ свою политику гнет!

— Ладно! Не будем…

— Согласен. Времени нет. — Владимир Александрович вздохнул, прекращая свой извечный спор с Тарасевичем. В принципе, Сергей был с ним согласен — он тоже помнил первое поколение рэкетменов, обладавшее своеобразным кодексом чести, «доившее» только теневиков. Это были враги, но враги, добивавшиеся своего с помощью отчаянной храбрости и собственных бицепсов — в старышевской гвардии, например, в конце восьмидесятых штрафовали за пропущенную тренировку или явку «на работу» с запахом вчерашней пьянки! А сейчас? Сопляк, на футболку — свитер, на свитер — спортивный костюм, сверху еще что-нибудь вязаное, потом уже кожаная куртка, чтоб поздоровее казаться. Побрился покороче, кепку нацепил: я бандит! Слабость порождает жестокость, пистолет в кармане — иллюзию «крутизны»… Поколение гоблинов, как недавно написал один опер, против таких учебник криминалистики не поможет, если только им не бить достаточно долго по стриженой башке… И Виноградов, и Тарасевич относились к нынешнему накату оргпреступности одинаково, но сотрудник «регионалки» вынужден был оберегать честь мундира.

— А что банк? Этот, Олег Иванович?

— Ну, с тем все ясно — бывший комитетчик. Его номер — шестнадцатый, подпевала при Симе. В основном группа промышляла «кидняками», в наглую: брали ссуды или товар в фирмах, якобы под банковскую гарантию, потом выяснялось, что банк вроде как ни при чем… Ну и другие там всякие варианты, я подробностями не интересовался, это наши «экономисты» крутят…

— По моему вопросу-то что?

— Ты когда рассказывал суть, я кое-что сопоставил, распечатки с «прослушки» посмотрел… Все совпадает. Кожина они «сделали», он им на твоего шефа наводку слепил — действительно, семьдесят тонн «зелени». Планировалось этого лоха на следующий день вроде как для расчета вытащить и, естественно, грохнуть — есть запись разговора Зеленцова с Симой. Там все намеками, с разной мишурой, так что в качестве доказательства не пойдет, но по смыслу ясно. Но Маренич, как я понимаю, его куда-то спрятал?

— Да. Мы его из города увезли: точно ничего не знали, но так на всякий случай.

— Вот! Тогда они и засуетились.

— Еще бы… Свидетель живой, в милицию его не потащат, но если Чижик займется! Это ж война.

— Что и получилось… Они рассчитывали — концы в воду, чтоб никаких «разборок» — а тут на тебе! Когда вчера чижиковские на них все-таки вышли, я так понял: и Сима, и Олег Иванович готовы были по-хорошему «развести» — бабки вернуть, может, там даже какие-нибудь штрафные санкции, необидные… Но ни тот ни другой понять не могли, почему им за Маренича «предьявы делают». То есть, кто такой Виктор, они знали, но трогать-то его — не трогали!

— Уверен?

— Да они полдня на телефонах провисели! Да и так, между собой… Я вечером записи слушал, а сегодня с утра — вчерашние. И Сергеич со своими ребятами зря погиб. И Корзун этот ваш…

— Откуда фамилию его знаешь?

— Так… секрет фирмы. Так что предупреди там: с утра займемся «Нефтегазойлом», зайдем побеседовать.

— Спасибо. Учту… Сука, гадская жизнь! Просил же его не суетится, не лезть! Нет — с ходу захотел, первым! И сам лег, и людей загубил. Мальчишка… — Виноградову было почти до слез, до грязной матерщины обидно, он почему-то жалел бестолкового и храброго начальника службы безопасности, так и недоигравшего в казаки-разбойники.

— Идти надо. — Тарасевич Корзуна не знал, а конец «команды» Чижа был для него всего-навсего новой коррективой в криминальном пасьянсе оперативно обслуживаемого города.

— Да, конечно! Я тебе что-то должен? — Деньги в их отношениях почти не присутствовали, но соблюсти установившийся ритуал Виноградов был обязан.

— Нет… Но теперь мы в расчете?

Владимир Александрович чуть помедлил:

— Хорошо. Счастливо тебе…

— До свидания.

— Это уж точно! Питер — город маленький… Увидимся.

— Пока!

— Удачи тебе…

Когда топот каблуков руоповца затих где-то внизу, Виноградов поправил чуть съехавший на сторону ремень и отправился искать телефонный аппарат.

…Трупы для похорон выдали на удивление быстро — уже на второй день. Одними деньгами, судя по всему, эта проблема не решалась, были задействованы каналы и связи в высших эшелонах: как потом узнал капитан, судмедэксперты и вообще все, задействованные на это мероприятие, трудились в режиме наибольшего благоприятствования, впоследствии были поощрены — и не только по линии официальных структур, в связи с чем о выполненной работе хранили гордое молчание.

При всем при том ни о какой фальсификации и речи не было, просто покойных, как при жизни, пропустили без очереди и обслужили по высшему разряду.

На отпевание Виноградов не пошел — он вообще предпочитал бывать в церкви один, а смотреть на всю эту толпу старательно и неуклюже пытающихся продемонстрировать свою причастность к православию