Глава 13

Установление личности

Художник Акбар Падамзее, как я упоминала выше, впервые увидел Магду, когда она возмущалась тем, что ее работу не приняли на выставку. По воспоминаниям господина Падамзее, отказ пришел от Бомбейского художественного общества (БХО). Он также помнил, что Магда выставлялась в этом обществе. Она стала членом БХО вскоре после приезда в Индию и продолжала там выставляться всю оставшуюся жизнь. Ее картины представлены во всех каталогах групповых выставок БХО того времени. В 1940 году она получила от общества почетную премию за картину «Красная шаль». Ее персональные выставки регулярно проходили в салоне общества и в Институте иностранных языков, а в 1947 году состоялась ее большая выставка в галерее «Четана». Обзоры этих выставок можно найти в «Times of India», в художественном ежеквартальном издании «Marg» и в газете «Bombay Chronicle». Магда стала в Бомбее признанным и уважаемым художником. Не Бомбейское художественное общество отвергло Магду, как настойчиво повторял господин Падамзее, вспоминая о ее возмущении – она кричала: «Кто они, чтобы отвергнуть меня? Что они понимают в искусстве? Они отвергли мою работу!» Ее картины не были приняты отборочной комиссией для международной выставки в Лондоне. В архиве Бомбейского института фундаментальных исследований Тата хранятся документы, связанные с решением комиссии.

Институт стоит на берегу Индийского океана, в районе Колаба в Мумбаи, на улице, названной в честь основателя института, известного индийского физика Хоми Бхабхи (1909–1966). Хоми Бхабха был также одаренным художником-любителем и серьезным коллекционером. Вот что писал о Бхабхе его младший брат Джамшед:

Для Хоми Бхабхи искусство было не просто формой отдыха или приятного времяпрепровождения; оно было одним из самых серьезных занятий в жизни; он придавал ему такое же значение, как и занятиям математикой и физикой. Для него искусство было, по его собственным словам, «тем, ради чего стоило жить».

Джамшед отмечал, что для его брата те, кто обладал интуицией, проницательностью и способностью распознавать семена величия в других задолго до того, как мир найдет этому подтверждение, а также помогал расцвету латентного таланта, сами по себе обладали творческим талантом[468].

Хоми Бхабха действовал соответственно своим убеждениям. Его коллекция работ членов Бомбейской группы прогрессивных художников и других индийских живописцев двадцатого века украшает стены просторного вестибюля института Тата. На стене мезонина – большая фреска М. Ф. Хусейна.

Архивы Института Тата содержат переписку между Хоми Бхабхой, Магдой и Ачарией, в которой подробно описана история отказа принять работы Магды в число экспонатов лондонской выставки. В 1947 году Магда подала заявку на участие в «Выставке произведений искусства, главным образом из Индии и Пакистана, 2400 до н. э. – 1947 н. э.», которая должна была состояться в Королевской академии художеств в Берлингтон-хаусе в Лондоне зимой 1947–1948 годов. Отборочная комиссия отклонила ее заявление по причине ее европейского образования и этнической принадлежности. Иными словами, несмотря на то что Магда жила и работала в Индии и была гражданкой этой страны, она, по мнению отборочной комиссии, не была достаточно «индийской» художницей.

То, что отказ взбесил Магду (о чем свидетельствует мистер Падамзее, цитируя Магду – «Они отвергли меня!») – неудивительно. Сколько раз ей в буквальном смысле приходилось терять почву под ногами? Как часто она была вынуждена бежать? Сколько раз она испытывала чувство неприкаянности? И теперь, после всего этого, окончательно обосновавшись в далекой Индии, с мужем-индийцем, как индийский художник, она вынуждена была признать, что и здесь остается чужаком, изгоем.

Ачария обратился к известному коллекционеру Кеку Ганди, прося его встать на защиту Магды. Ганди предложил Ачарии написать Хоми Бхабхе, который был членом Бомбейской отборочной комиссии.

Письмо Ачарии подвигло Хоми Бхабхи на написание ряда писем. Он написал в защиту Магды видному деятелю культуры, поэтессе и политической деятельнице Сароджини Найду (сестре Чатто), которая стояла во главе Всеиндийской отборочной комиссии, и министру образования Маулану Азаду. Хоми Бха-бха рассматривал пример Магды Нахман-Ачарии как важный прецедент и пробный камень для выработки принципов, которые должны были лечь в основу нового индийского законодательства для будущих подходов к таким «случаям». На карту было поставлено само определение понятия «индийский художник» и, следовательно, само представление о том, кого считать полноправным гражданином страны. Насколько далеко от Европы нужно находиться, чтобы представлять Индию? В конце концов, писал Бхабха, «полдюжины картин, выбранных комитетом, написаны в чисто европейском стиле, а практически все остальные демонстрируют бессомненное влияние европейского искусства».

Будучи представителем крошечного этнического меньшинства парсов, Хоми Бхабха хорошо понимал затруднительное положение Магды и своей страны. Сам Бхабха оказался в этот момент в своем родном Бомбее совершенно случайно. Во время летних каникул 1939 года он вернулся домой из Кавендишской лаборатории в Кембриджском университете, где проводил исследования в области ядерной физики. Начало войны в Европе в сентябре удержало его в Индии, где он в конце концов решил остаться. И вместо того, чтобы стать британским ученым индийского происхождения, Бхабха стал отцом индийской ядерной программы.

Индии необходимо было решить, к какой категории отнести художников, принадлежащих двум цивилизациям. Эта общественная и частная дилемма ярко отразилась на жизни и творчестве выдающейся индийской художницы Амриты Шер-Гил, отец которой был сикхом из Пенджаба, а мать – венгерской еврейкой. Шер-Гил родилась в Будапеште, училась в Париже, стала зрелым художником в Индии. В своей картине «Две девушки» Шер-Гил изобразила свою «двойную» идентичность: темнокожая девушка с карими глазами сидит рядом со стоящей светлокожей девушкой с голубыми глазами, которая обнимает смуглую девушку за плечи, но их тела разделены белой тканью. Отражает ли этот двойной портрет самоощущение художницы (кто я? где я?) или ее восприятие окружающими?

Положение Магды Нахман-Ачарии похоже на положение Шер-Гил. Магда никуда не вписывается. В своих заметках Хильда Хольгер писала:

Европейское общество в Бомбее не оказывало особой поддержки <Магде> потому, что она была замужем за индийцем, а для индийцев ее искусство было слишком западным; но, по моему мнению, она была художником, чрезвычайно глубоко понимавшим страдания индийского народа[469].

В своем хвалебном очерке 1947–1948 годов «Магда Нахман: русский интерпретатор Индии» Герман Гетц, куратор Музея и картинной галереи «Барода» и член отборочной комиссии лондонской выставки, встал на сторону Магды, сравнив ее с иностранцами в других странах, которые в конечном итоге стали гордостью этих стран. Он писал:

Магда Нахман – один из лучших бомбейских художников – высоко почитается небольшим кругом