– Типун тебе на язык, – буркнул Лялин, взбираясь на платформу.

– Ты куда?

– В сортир. Мочить бандитов. Согласно директиве Президента.

«Как бы они нас не замочили, – подумал Паштет, сворачиваясь калачиком на топчане из покрышек. – Мои двенадцатигранники еще ни разу не соврали».

Когда опер уже завернул за угол, раздался громкий крик Павла: «Идут, долбонавты! Юрка,

вырубай свет!». Лялин мигом бросился в щитовую, и рабочка погрузились во мрак.

– Все сюда, япона вашу мать! – крикнул он на сожителей, бестолково мечущихся по темному помещению. Те окончательно проснулись и побежали на его голос.

Павел же, просунув руку в петлю «головоломки», замер перед металлической дверью. Для него начинался квест, ставки в котором были очень высоки. Как ни странно, он не чувствовал ни паники, ни отчаяния, ни страха. Их вытеснили ясность мышления, контроль над эмоциями, готовность к любым неожиданностям.

Раздался металлический скрежет, дверь отворилась, и два человека осторожно сделали шаг в темноту. Зазвучала чеченская речь. Судя по интонации, джигиты ругались. Один из голосов Пашка узнал сразу. Он принадлежал вонючке Ниязу. Второй идентифицировать не удалось. Впрочем, это не имело значения, так как в следующее мгновение на голову одного из визитеров обрушился сильный удар. Вскрикнув, тот рухнул на пол. Его спутник бросился на Тетуха, завязалась борьба. Были слышны звуки глухих ударов, сдавленные хрипы, матерные выкрики Паштета.

Лялин вихрем носился по рабочке, не зная, как помочь Павлу. Без электричества подъемник не работал. Взобраться в потемках по кабелю не представлялось возможным. Оставалось только молиться, но Юрий не знал ни одной молитвы. «Господи, спаси раба твоего Паштета, – прошептал он себе под нос. – Помоги ему, и я поверю в твое существование! А если нам удастся выбраться отсюда в полном составе, приму крещение».

Но господу было явно не до Пашки. Видно, в тот момент кто-то нуждался в его помощи гораздо больше. В темноте сверкнула яркая вспышка, и одновременно с ней прогремел выстрел. «Падла!», – проорал Тетух, и что-то тяжелое рухнуло с девятиметровой высоты.

Внутри у Лялина все похолодело. Он еще надеялся на то, что на полу «рабочки» валяется кто-то из бандитов, но наверху звучала перемежающаяся стонами чеченская брань. Спустя минуту на звук выстрела с улицы прибежали еще двое. Подхватив раненого подельника, бандиты понесли его к выходу.

– Все, шакалы, вам – смерть, – зазвенел металлом голос Мусы. – Бункер станет вашим склепом. Не пройдет и пары месяцев, как вы сами сожрете друг друга.

Впервые за все время плена Юрий по-настоящему испугался. Не за себя, за доверившихся ему товарищей. Они так не хотели открытой стычки с бандитами, так боялись ее. Даже безбашенный Пашка собирался прислушаться к «голосу» игральных костей, а он, Юрий, настоял на своем. Теперь за его ошибку будут расплачиваться ни в чем не повинные люди.

– Прощайте, гяуры! – продолжал куражиться чеченец.

– Сдрисни, перхоть грибковая, – скривил губы опер. – Недолго вам, бандюгам, осталось на воле гулять. Не сегодня-завтра отъедете в места не столь отдаленные.

Муса выстрелил на звук. Пуля пролетела чуть левее Лялина, в нескольких сантиметрах от его уха. «Лучше б он попал, – пронеслось в мозгу опера. – Тогда б не пришлось сообщать мужикам столь убийственную новость».

Лязгнула дверь, глухо протопали удаляющиеся наверх шаги. Опер бросился в электрощитовую, зажег свет и помчался обратно. Там, на мешках с мукой, лежал истекающий кровью Пашка. Он был без сознания. Лялин приложил два пальца к шее мужчины, нащупал пульсирующую жилочку. «Жив! Остальное неважно», – с облегчением вздохнул он, вытаскивая из джинсов Тетуха кожаный ремень.

Юрий только сейчас понял, насколько он привязан к этому парню – отчаянному, веселому и непосредственному, как ребенок. Из которого фонтаном прет жизнь, заражая окружающих своей энергией. Несмотря на все бзики и чудачества, Павел вызывал у Лялина симпатию, исследовательский интерес и желание разгадать секрет привлекательности этой сотканной из противоречий натуры.

У Паштета не было высшего образования, но, в отличие от Юрия, он был знаком с произведениями Ницше, Троппера, Фрая, Коэльо. Читал Фэнни Флегг и Харуки Мураками. Он клал на окружающих с пятидюймовым прибором, но когда тех незаслуженно обижали, бросался в бой, забывая, что под ним – игрушечная лошадка, а в руках – деревянная сабелька. Внезапно порывистый, как дурной конь, Павел мог устроить свару из-за мелочи. А мог отказаться от чего-то значительного, уступив его тому, кто больше нуждается. Утром он мог быть мизантропом и прожженным циником, а вечером – романтиком и святой наивностью. Тетух фонтанировал идеями. Первым шел на амбразуру. Не боялся признавать свои ошибки. Его реакции были спонтанными, поступки непредсказуемыми, чувства неподдельными. Он был многогранной личностью, сгустком креатива, таким Маугли, которого куда не кинь, везде приживется. Но самое главное – Пашка был приличным человеком: не тянул на себя одеяло, защищал слабого, боролся с несправедливостью. «Мне б на службе такого напарника», – подумал опер, стягивая с Паштета пропитанные кровью джинсы.

– Дядь Юр, нам уже можно выходить? – высунулась из-за угла голова Мажора.

– Черт, я совсем о вас забыл! – вскинулся опер. – Вскипяти воду и тащи сюда из вон той бочки отрез вафельных полотенец.

Мажор кивнул головой, но остался стоять на месте.

– А че случилось с дядь Пашей? Это – кровь?

– Ща пошлю тебе интерфакс по интернету с подробным описанием его увечий! Гони сюда Айболита. Мухой! – и парень растворился в глубине лабиринта.

Пока Лялин накладывал Пашке жгут его же ремнем, к месту происшествия подтянулись все узники. Без лишних слов Русич кинулся кипятить воду и рвать на ленты вафельную ткань. Увидев рассеченную бровь Тетуха и его окровавленную ногу, слабонервный Бурак ухватился за сердце.

– Я говорил… Я вас предупреждал, что добром эта выходка не закончится. Они хоть коробку с едой оставили?

– Ваши вибрации, дядь Вань, несут огромный заряд диссонирующей энергии, – дрожащим голосом произнес Алтунин. Парень изо всех сил пытался сохранить самообладание, но от вида крови едва не потерял сознание.

– Юноша, не утруждайте себя поисками профанаций, – обиженно фыркнул белорус. – Я недосягаем для ваших дерзновенных аргументов.

Юрий даже головы не повернул в сторону сожителей. Он внимательно изучал найденную на полу пулю.

– Крупнокалиберная… резиновая… с металлическим сердечником. Диаметр 15,3 миллиметра, вес 12 граммов. Выпущена из травмата «Оса», – монотонно, как робот, произнес Лялин. Именно таким голосом следователь обычно диктует протокол осмотра места происшествия. – Выстрел сделан практически в упор. У потерпевшего – глубокое проникающее ранение в левое бедро. Рана имеет рваные края и большую