Вскоре религия стала глубже внедряться в жизнь обитателей Ивантеевки. Приходскую общину возглавила пенсионерка, бывшая учительница. Она познакомила своих учеников со священником, который сказал им, что если кто-то из них не ходит в церковь, «значит, тот против дела мира, а значит, политики Советской власти»510. Вскоре «на шее многих детей заблестели крестики». Дети стекались в отремонтированную церковь на рождественскую службу, где пел хор, сверкала огнями елка, а батюшка раздавал подарки. Вскоре церковь уже не могла вместить всех верующих, и «бархатный голос отца Василия загремел из радиодинамика, установленного на колокольне»511. Конечно, отметил Шевченко, «хоть и с опозданием, наши организации забили тревогу». В местной газете появились письма возмущенных трудящихся. Митрополит перевел отца Василия в другой приход и заменил его «смирным старичком». Но проблему было не так просто решить. На протяжении нескольких месяцев после перевода отца Василия «фанатички поклонницы уехавшего красавца – мужчины в соку – держат вокруг церкви пикеты и не допускают приезжего старца даже на паперть, пишут всюду письма, добиваясь возврата своего кумира. Церковь пока закрыта!» Но хотя церковь в Ивантеевке и закрыта, «а дело сделано – мракобесие черной пеленой застлало город славных подмосковных текстильщиц»512.

Чтобы исправить положение, Шевченко встретился с местными активистами и напомнил им о важности идеологической работы. Партийная организация и районный отдел общества «Знание» направили лучших агитаторов в дома местных жителей для проведения «индивидуальных бесед». Клуб организовал публичные лекции, вечера вопросов и ответов, антирелигиозный кинофестиваль. Учителя пытались «страстно убеждать» верующих родителей прекратить «калечить души детей – людей эпохи коммунизма»513. По городу были расклеены афиши, приглашавшие жителей на лекции и диспуты по «коренным вопросам мировоззрения», таким как «Правда о счастье, смысле жизни, будущем» и «Учит ли библия добру?». Шевченко рассказал, что в ходе своих лекций он часто получал от слушателей записки с вопросами о том, когда будет конец света и может ли атомная бомба убить всех на свете, и поэтому он организовал для молодежи цикл бесед о будущем и о научно-фантастической литературе. Вместо апокалиптических ужасов он поведал своим слушателям «эмоциональную, взволнованную правду о будущем… будущем света, радости, дерзаний человека-творца, образ того, по словам К. Э. Циолковского, „невозможного сегодня“, которое станет „возможным завтра“»514. К концу кампании несколько учеников отвергли религию и даже сумели заинтересовать своих матерей «увлекательными приключениями людей в космосе из романов о межпланетных путешествиях». Под влиянием детей родители начали «задумываться о „тверди небесной“ и усомнились в реальности „царствия небесного“, проникнувшись уважением к большой советской науке»515.

Ил. 8. Атеистическая лекция под открытым небом, организованная Московским Домом научного атеизма. Москва, 1963 г. ЦГА Москвы. Арх. № 1-48745

Еще одним новшеством хрущевской эпохи стали так называемые «народные университеты» – программа непрерывного образования, направленная на просвещение рабочего класса. На четвертом съезде Всесоюзного общества «Знание» в 1963 г. руководство общества представило Народный университет в Тарту (Эстония), созданный в 1959 г., как образцовый пример атеистической работы, и попросило А. М. Митта, учителя физики и лектора по научному атеизму, доложить об успехах программы516. Митт сообщил, что Народный университет в Тарту, предназначенный по большей части для сельскохозяйственных рабочих, выигрывает от своей близости к Тартускому университету, одному из старейших в Советском Союзе. Но он подчеркнул, что в проведении программы атеистического образования на вновь созданном факультете естествознания и атеизма местным преподавателям пришлось начинать с нуля. Совет факультета разработал двухгодичный учебный план, включавший 25 лекций, которые читались по вечерам каждое воскресенье, четыре вечера вопросов и ответов, три тематических вечера, а также экскурсии, в том числе посещение фестиваля атеистических фильмов и поездку в ГМИРА в Ленинград. Атеистическое образование также включало экскурсии в Геологический и Зоологический музеи, астрономическую обсерваторию, вычислительный центр Тартуского университета и Музей этнографии.

Митт разъяснил, что, хотя студенты, записавшиеся на эту программу, как правило, уже являлись атеистами, программа также привлекла большое количество любопытных, многие из которых были верующими. Показателем успеха, по словам Митта, могло служить то, что мероприятие Народного университета на тему о религиозных чудесах в свете науки собрало аудиторию в 300 человек, хотя проводилось на следующий день после Рождества. Кроме того, фестиваль атеистических фильмов, специально приуроченный к пасхальной неделе, собрал 8000 зрителей, что составляло около 10% населения Тарту517. Митт подчеркивал, что успех Народного университета в Тарту во многом объясняется тем фактом, что лекции в нем часто читали профессора Тартуского университета, обладавшего большим авторитетом в регионе. Территориальное расположение позволяло привлечь к чтению лекций в Народном университете нескольких видных академиков и деятелей культуры – известных биологов, астрофизиков и даже Осипова, знаменитого отступника от православия.

По завершении атеистической программы, как сообщал Митт, студенты и посетители лекций «убеждаются, что атеизм – это не причудливость „профессионалов от богохульства“, а прямое и неопровержимое следствие достижений науки»518. Количество религиозных обрядов в Тарту существенно уменьшилось, причем количество крещений и конфирмаций в период с 1957 по 1963 г. снизилось на 90%, а отпеваний – на 50%519. Две церкви были закрыты «из‐за отсутствия прихожан», а численность сектантов неуклонно сокращалась, причем один бывший сектант даже вошел в состав Совета факультета естествознания и атеизма. Наконец, Митт поведал о самом примечательном выпускнике программы – восьмидесятилетнем старике «с бородой „преподобного Авраама“», который последние тридцать лет своей жизни был адвентистом Седьмого дня. По окончании программы, рассказывал Митт, этот старик «заявляет, что он загубил половину своей жизни, и благодарит за то, что в конце концов ему помогли разобраться во всех этих вопросах». Митт говорил, что лекции кафедры побуждают людей задуматься над главным вопросом – где правда, в науке или религии, и где искать ее – в церкви с попами или в Доме культуры с учеными?520 Митт даже должен был выделить приемные часы для собеседований с людьми, которые «приходят изливать свою душу и просят разъяснить им различные вопросы, которые у них наболели, и на которые они ищут ответа»521.