перед наступательной операцией Ставка беспокоить не будет. Возможно, придет кто-то из старой обоймы… А, впрочем, поживем – увидим, – заключил Баташов, а сам в это время подумал: «Рано я обрадовался, что к нам был назначен умный и толковый главнокомандующий. И трех месяцев не выдержал Плеве с таким начальником штаба, как Бонч-Бруевич, который при Рузском совсем разучился принимать решения и стал к тому же не самым добросовестным исполнителем». Он вспомнил еще декабрьскую шифровку Ставки, в которой штабу и интендантской службе давалось прямое указание обеспечить войска ножницами, гранатами и противогазами.

«Вот благодаря такими военачальникам солдатам и приходится с голыми руками лезть на проволочные заграждения и без достаточной артиллерийской подготовки ценой огромных потерь брать вражеские укрепления», – с горечью подумал Баташов.

2

Назначение новым главнокомандующим Северным фронтом генерал-адъютанта Куропаткина вызвало у Баташова двоякое чувство: с одной стороны – неприязнь, ибо после своего бесславного командования во время Русско-японской войны Куропаткин как военачальник не шел с Плеве ни в какое сравнение, а с другой – надежду на то, что разведка и контрразведка наконец-то найдут в его лице не только понимание, но и настоящую поддержку. И надежда эта была небеспочвенной, потому что, еще будучи военным министром, Куропаткин впервые поднял перед императором вопрос о необходимости создания органов военной контрразведки. В той докладной записке были изложены самые веские причины и доводы необходимости военного контроля и защиты секретов современной Российской императорской армии. С этой записки, подписанной царем, и началось формирование органов военной контрразведки. Знаменательную дату подписания документа: 21 января 1903 года, Баташов, уже непосредственно занимаясь делами военной контрразведки, обычно отмечал в кругу своих самых ближайших сотрудников. Именно поэтому он жаждал видеть в лице Куропаткина не просто главнокомандующего фронтом, а своего сподвижника в далеко не простом деле руководства деятельностью армейских спецслужб. И генерал не ошибся. При первой же встрече он высказал новому главнокомандующему все, что думал о новом «Наставлении по контрразведке в военное время», и прежде всего то, что в этом документе соответствуют военному времени всего лишь несколько статей, которые ни в коей мере не раскрывают всех направлений деятельности военного контроля. В заключение он назвал главный недостаток этого «Наставления» – отсутствие органа для руководства всей контрразведкой вообще и на театре военных действий в частности, ибо Ставка этим делом совсем не занимается, а Главное управление Генерального штаба является лишь регистрационным и отчетным учреждением, но не руководящей инстанцией…

– Вы правы, – поддержал Баташова главнокомандующий, – в подписанном великим князем Николаем Николаевичем наставлении слушком много упущений и недоговоренностей. Что же касается общего руководства военной контрразведкой, то я, право, не знаю, что и сказать. Во всяком случае, это не обсуждалось в Военном министерстве в мое время, да и пришедшие мне на смену Сухомлинов с Поливановым, насколько я знаю, не были этим обеспокоены. А резон в ваших словах есть. Я подумаю над этим. И вообще, Евгений Евграфович, милости прошу ко мне в любое, удобное для вас время. У нас есть, о чем потолковать.

– А что вы скажете о решении Павла Адамовича по поводу предстоящего наступления? – спросил Баташов.

– Я не считаю себя в праве что-то там менять, – решительно заявил Куропаткин, – и доложу Верховному главнокомандующему все, как есть. Пятая армия, которой я имел честь командовать, может стать тем несокрушимым тараном, который во взаимодействии в первой армией Западного фронта в состоянии пробить широкую брешь в обороне Гинденбурга, что непременно послужит победоносному шествию наших войск в Пруссию.

Баташов, искренне надеявшийся на глубокий, предметный разговор о предстоящей наступательной операции, был несколько обескуражен таким, явно не командирским, а политическим заявлением Куропаткина, в котором открыто проступали прежние его «шапкозакидательские» взгляды на победу русских войск над Японией.

«Да-а, – с сожалением подумал он про себя, – время нисколько не изменило этого человека».

После довольно продолжительного забвения, наложенного историей и общественным мнением на бывшего военачальника и военного министра, Баташов услышал о нем в Ставке уже во время войны, когда на одном из совещаний генерал-квартирмейстер Ставки Данилов, как показатель истинного патриотизма в российском обществе, зачитал офицерам письмо старика Куропаткина, направленное в адрес императора. Письмо это поразило Баташова до слез, поэтому он запомнил его почти дословно. Алексей Николаевич писал: «Поймите меня! Меня живого уложили в гроб и придавили гробовой крышкой. Я задыхаюсь от жажды дела. Преступников не лишают права умирать за Родину, а мне отказывают в этом праве…» На этой просьбе стояла лаконичная резолюция государя императора: «Отказать». Данилов, прочитав резолюцию царя, добавил от себя слова, ставшие позже пророческими: «Сиди, батюшка, на печи, да ешь калачи. Ибо только время, рано или поздно, все расставляет на свои места».

Этот эпизод надолго запомнился контрразведчику, и потому он нисколько не удивился, когда кто-то из знакомых генштабистов, в приватном разговоре, поведал ему слова начальника штаба Ставки Алексеева, сказанные по поводу очередного настойчивого обращения Куропаткина: «Жаль старика, да и не так он плох, как многие думают: лучше он большинства наших генералов». Новая карьера некогда забытого всеми ветерана проходила у него на глазах. В сентябре 1915 года Куропаткина назначили командиром Гренадерского корпуса, который за время летней кампании понес значительные потери и не мог дальше вести боевые действия. Здесь во всем блеске проявился организаторский талант старого генерала. Благодаря его настойчивости и заботам корпус быстро восстановил боеспособность. А после перевода Плеве главнокомандующим фронтом Алексей Николаевич был назначен командующим его 5-й армией, и вот ему уже доверен Северный фронт…

«И все-таки прав оказался Константин Павлович Пустошин», – подумал Баташов. Узнав, что Куропаткин сменил Плеве в командовании фронтом, он привел слова Михаила Дмитриевича Скобелева, с которым познакомился после окончания Русско-турецкой войны и который так охарактеризовал ему Куропаткина: «Он очень хороший исполнитель и чрезвычайно храбрый офицер… Он храбр в том смысле, что не боится смерти, но труслив в том смысле, что он никогда не в состоянии будет принять решение и взять на себя ответственность».

– И не дай бог, если все это вновь скажется на нынешнем его командовании войсками, – с явным сожалением констатировал Пустошин.

На совещании в Ставке, которое проводил Верховный главнокомандующий, Северному фронту в предстоящей операции в районе озера Нарочь ставилась задача лишь поддержать наступление Западного фронта. Несмотря на веские доводы главнокомандующих о том, что первая и пятая армии еще не готовы к наступлению, чашу весов перевесило обращение главнокомандующего французской армией маршала Жоффра с панической просьбой о незамедлительной помощи, ибо в противном случае может быть проиграна битва под Верденом и германские войска захватят Париж. Государь император, отдавая