Спать было холодно и жестко, хотя спальник был вроде бы рассчитан на минус десять. Но, может, Рина вывернула его не на ту сторону. Это Сашка был специалистом, какая сторона на сколько градусов, а Рина делала такие вещи на авось. Утром она проснулась около семи. Долго ворочалась, продолжая мерзнуть. Было все так же темно, вроде как утро и не наступало. Буржуйка погасла. Хюльда, заложенная мешками, вылизывала щенков. Щенки пищали, повизгивали, она в ответ им тоже издавала звуки, похожие на короткие щелчки и рычание.

Рина подумала, какие же молодцы гиелы. Глухая на одно ухо, голодная со вчерашнего дня, тоже наверняка замерзшая, Хюльда выкармливала щенят и ни из чего не делала трагедий. Похоже, видеть во всем трагедию – это сугубо человеческий подход.

Рина вылезла из спальника. Это был неприятнейший момент. Ты выбирался из кокона на холод и долго корчился на полу, пока спальник вцеплялся тебе в ноги, а молния застревала. Сашка дремал на мешках в обнимку с Гавром, даже ухитрился укрыться его кожистым крылом. Рина испытала краткую ревность, но лишь пока не обнаружила в дальнем углу рыжий кошачий хвост. Гавр откуда-то приволок. Рина отвернулась.

«Вот так вот живешь с кучей животных – и все опрощаешься, опрощаешься… Постепенно животные начинают есть из твоих тарелок, потом ты – из их мисок, и заканчивается все тем, что вы вместе спите на одной подстилке!» – подумала она.

Фигурка гепарда вспыхнула на укороченной нерпи. Каждый день Рина обнаруживала у гепарда все новые возможности и формы действия. Недавно она обнаружила, что достаточно касаться гепарда и просто смотреть на то живое существо, которым ты хотел управлять. Правда, тут возникали сложности. Ты должен был говорить с животным на его языке – а каждый-то понимал свое и по-своему! Представьте, что вы смотрите на слизня и хотите, чтобы он слез с яблока. Как вы сможете его замотивировать? Какие мысли внедрить в его простейший мозг? Что яблоко красивое? Что его дома ждут дети? Что ценность жизни не в пожирании всего подряд? Можете сколько угодно представлять птицу или лягушку. Даже хищник для слизня слишком абстрактен. Правда, и к слизню Рина нашла ключик. Она представила, что светит солнце. И слизень мгновенно полез прятаться под доски.

Сейчас Рина проверяла действие гепарда на спящем Сашке. Момент был подходящий. Спящий человек воспринимает мир не критично. Зеленые человечки или слон, играющий на рояле, – для спящего это вещи самые нормальные. К тому же, если разобраться, Сашка тоже млекопитающий… тьфу… ну, то есть животный… тьфу… ну, то есть Сашка – биологическое существо и должен, по идее, управляться гепардом. Вначале Рина посылала Сашке мысль, как она красива и обворожительна. А еще умна, трудолюбива, талантлива, изящна, и надо открыть сейчас глаза и сказать: «Я меня люблю!» То есть «…ее люблю!». А потом поцеловать ее!

«Чушебред!» – Рина закрыла глаза и потерла лоб пушкинским перстнем.

Сашка улыбнулся во сне, щекой нежно вжался в Гавра, точно пытаясь прокопать в его боку норку, и поцеловал его. Гавр открыл глаза и, ничуть не удивившись, что его поцеловали – он вообще мало чему удивлялся, – стал выкусывать из лапы блох.

– Только не надо говорить мне: «Я тебя люблю!» И лизаться тоже не надо! – предупредила его Рина.

Пока Сашка не проснулся, Рина торопливо взяла пустые кастрюли и отправилась к Суповне. Когда у тебя целая скулящая гиелятня, гиел надо постоянно кормить – или они сами найдут себе пропитание.

* * *

Суповна с утра была не в духе. То ли не выспалась, то ли опять скакало давление. Так громыхала кастрюлями, что Гоша и кухонная Надя не решались к ней соваться, а возились в столовой. Снимали для стирки шторы, занимались уборкой. Им помогал Федор Морозов, сегодняшний дежурный. Оживленные им столы сами приподнимали ножки, чтобы Наде было удобнее протирать под ними пол.

– О’кей, гугл! А что будет, если я войду к Суповне? – задорно интересовался Федор.

– Ничего не будет. Поварешка, разогнанная до трехсот метров в секунду! – сказал недоубитый Гоша.

– О’кей, гугл! Можешь не отвечать! Я все понял! – ответил Федор.

Рина тоже решила напрасно не рисковать. Оставив кастрюли у Гоши и Нади, она отправилась навещать Родиона. Родион уже второй день не спускался с чердака. От него ожидали, что он будет рыскать по городу, выслеживая берсерков и мстя за Штопочку, или подкладывать ведьмарям отсекающие закладки, но Родион просто лежал в гамаке и смотрел в потолок.

Захватив для Родиона тарелку с бутербродами и кофе, Рина поднялась на чердак.

– Тук-тук! Я твой друг! – громко произнесла она у входа.

Никто не отозвался. Она вошла и, стукаясь макушкой о низкую крышу, стала пробираться под балками по длинному чердаку, тянущемуся над всем корпусом. Рина врезалась то в боксерскую грушу, то в мишень для ножей, то в скелет лошади.

Изредка негромко окликая Родиона, Рина приблизилась к его гамаку. Пустой гамак раскачивался от сквозняка. Рина решила, что на чердаке никого нет, но тут ее слуха достиг глухой, равномерно повторяющийся звук. Родион сидел на полу и, низко склонившись, раз за разом тюкал тяжелым молотком по своей золотой пчеле. Удары молотка буквально вминали пчелу в доски пола. Пчела выбиралась из древесины, отряхивалась, проползала немного – и тут ее настигал новый удар. В движениях Родиона было что-то страшное: не столько жестокое, сколько отупелое. С таким лицом маленькие дети, обидевшиеся на весь мир, спрятавшись в углу, расковыривают себе ранки.

Рина вскрикнула, выронив все, что принесла с собой. Родион равнодушно оглянулся на нее и опять тюкнул пчелу. Пчела, несмотря на свою чрезвычайную плотность, все же страдала от ударов. Ползала уже не так резво, и одна из ног, кажется, была уже расплющена, и пчела таскала ее как нечто чужеродное.

– С ума сошел! Перестань! – крикнула Рина и, вырвав у Родиона молоток, швырнула его через весь чердак.

– Ненавижу! Ненавижу все это! – глухо отозвался Родион.

– Что ты ненавидишь?

– Все! Уйди! – Родион отодвинул ее и медленно, как зомби, двинулся за молотком.

– Думаешь, Гай сильно огорчится, если ты прибьешь свою пчелу? Зачем ты делаешь то, что приятно ему? – быстро спросила Рина.

Родион остановился, поднял голову и внимательно посмотрел на нее. Должно быть, эта мысль никогда прежде ему не приходила.

– Да, – сказал он. – Ты права. Гай. Опять Гай! Везде только Гай! Давно пора с этим покончить. Чего тянуть? Получится – так получится! Нет – так нет! – Он подошел к своему гамаку и, ногой выдвинув ящик, достал из него шнеппер. Взвел его и зарядил. Потом в том же ящике нашел еще какую-то непонятную штучку и быстро спрятал ее в карман.

Рина с недоумением смотрела на него, не понимая, что именно он делает.

Спрятав шнеппер в сумку, Родион отодвинул Рину с дороги, наклонился чуть вперед, чтобы не цеплять балки, и быстро пошел по чердаку. Рина заторопилась за ним, пытаясь забежать вперед, но не успевала. Родиона она догнала только на улице. Он стоял на газоне рядом с кучей желтых листьев и сердито смотрел на Горшеню, который, растопырив руки, преграждал ему путь. Распахнутый рот, янтарные пуговицы глаз, бараний тулуп – Горшеня являл собой саму решительность.