Шрифт:
Закладка:
— У меня вылет…
— Вы были отстранены. Не слышал, чтобы начальство поменяло своё решение, — надменно посмотрел он на Павла, а потом повернулся ко мне. — И ваш покровитель здесь! Сергей Сергеевич, как вы это объясните?
— Очень просто — служебная необходимость. На каком основании был отстранён от полётов Ветров? — спросил я.
— По нему проводится разбирательство. Этого недостаточно?
— Пожалуй, нет. Если хотите, давайте спросим об этом его командира. Вот и он, кстати! — обратил я внимание особиста.
К нам подошёл Гелий Вольфрамович, который был готов нас подтолкнуть к выходу.
— Товарищ полковник, вы игнорируете наши указания? — спросил у него оперуполномоченный.
— Все на палубу. Я через минуту буду, — отправил Ребров меня и Ветрова вперёд.
Павел заспешил быстрее, а я немного замешкался, поправляя спасательный пояс на ходу.
— Как это понимать?
— У меня боевая задача, которую я должен выполнить. И если мне нужны все лётчики, то никто не запретит привлекать Ветрова к полётам. Своё командование я уже убедил, — сказал Ребров.
— Мы с вами не на фронте Великой Отечественной. Вам ничего не спишется, — услышал я ответ особиста.
— Напугали ежа голой жопой! — отмахнулся Вольфрамович.
Дальнейший разговор мне уже было не услышать.
На палубе быстро произвели запуск. Стартовые позиции заняли и ждали команды на взлёт от руководителя полётами.
— Саламандра, 321й парой готовы к взлёту, — запросил я.
В задней кабине у меня Морозов. Ведомым — Белевский и Тутонин.
— По команде, 321. Ждём доклада Тарелочки, — ответил руководитель полётами.
На стоянке уже запустилось звено, которое будет атаковать нас. Ребров с Ветровым — в паре представляют отвлекающую группу. Инженеры толпятся рядом с самолётами, ожидая доклада о готовности вырулить. Выпускающий техник стоит по правую руку от меня в застёгнутом шлемофоне и ждёт команды на взлёт.
— Серый, 99я посадка будет? — спросил Морозов по внутренней связи.
— Будет. Удачную серию без последствий прерывать не хочу, — посмеялся я.
Минуту спустя, экипаж Як-44 доложил, что готов взлетать.
— Взлёт, форсаж! — дал команду руководитель полётами.
Взлетели без проблем. Прошлись над палубой и взяли курс в зону дежурства. Як-44 набирал нужную высоту не быстро. За это время остальная группа успела пару раз проверить свои средства и выйти на заданный рубеж.
— Тарелочка, к работе готовы? — запросил Ребров.
— Подтвердили. Заняли 5000.
Солнце уже клонилось к закату. Ещё несколько минут, и совсем стемнеет. Пока мы выполняли очередную восьмёрку, оператор Як-44 докладывал в эфир, что видит на индикаторах. Естественно, что всё завуалировано и согласно переговорной таблице.
— 001й, начал режим 2, — доложил Ребров.
Несколько секунд спустя на прицеле и локаторе появились те самые помехи.
— Коля, работай. Посмотрим, как можно отстроиться, — сказал я.
— Пока не выходит.
— 2й, начну маневрировать по направлению, — подсказал я Белевскому, который был на 300 метров выше меня и в 10 километрах правее.
— Понял.
Выполнил отворот вправо, но изображение не изменилось. Мало того, попытка выхода из зоны помех привела к вводу в слепую зону прицела.
Сделал боевой разворот и тут же переворот. Перевёл самолёт на пикирование. Слегка придавило, но ещё хуже моему товарищу в задней кабине. Морозов продолжал колдовать над локатором. Изображение то и дело менялось. А отвлекающая пара Реброва тем временем была всё ближе.
Солнце уже скрылось за горизонтом. Задание продолжили уже в полной темноте.
— 321й, дальность 150, — докладывал оператор.
Пытаюсь поймать в прицел одного из атакующих, но множество ложных меток не дают выполнить захват.
— По направлению не выходит, — сказал я Морозову, сощурившись от капли пота, попавшей в глаз.
— Дальность 140.
— Попробовал даже включить и выключить режимы по очереди. На совесть сделали «Карпаты», — подсказал Николай.
Неожиданно, на индикаторе появилась отметка. Слабая, но появилась. И снова пропала.
— А говоришь, не видно, — посмеялся я.
— Ничего нет, Серый.
Но я не мог ошибиться. Вот снова метка. Сразу навёл на неё прицел. Высота цели порядка 6000 метров.
— Тарелочка, 321й манёвр по высоте, — доложил я.
Переворот и пикирую вниз.
— Ты чего?
— Вижу наших. Вот метка в 20 километрах, — сказал я, выводя самолёт из пикирования.
Локатор показывал метку в 18 километрах, но она постоянно пропадала. Меняла направление. И это было странно. Наши самолёты слишком далеко.
Тогда почему у него ответчик не работает? Моментально пульс подскочил.
Значит, посторонний.
Выполнил манёвр вправо, заняв курс на цель. Морозов уже сам обнаружил её. Метка всё ближе.
— Тарелочка, 321й, вижу цель, дальность 15, выше 2000.
В эфире тишина. Кажется, на борту Як-44 оператор не может понять, что происходит.
— 321й, никого не наблюдаю.
— Серый, я его вижу, — громко сказал Морозов по внутренней связи.
До цели 12 километров. В кромешной темноте никого визуально выше себя не видно. Всё внимание на прицел. Много ложных меток, но это другая.
— Уходит выше. 2500, 2600, — сообщаю я, но из коллег никто ничего не поймёт.
Я продолжаю следовать на цель. Цепи вооружения включены. Так близко посторонний не мог вклиниться в наши ряды.
Глубокий вдох. Сердце быстро забилось.
— 321й, внимательнее. Мы никого не наблюдаем, — волнуется Ребров.
Дальность 10 и… срыв захвата.
— Пропала, — тихо сказал в эфир.
Воцарилась тишина, а я тяжело выдохнул. В последние пару минут так напрягся, что дышать было невозможно.
— Заканчиваем. Хорошо всё работает! — довольно заявляет Ребров.
После посадки я продолжал раздумывать над призраком, появившемся на прицеле. Фонарь кабины открылся, впустив морскую прохладу. Моментально стало некомфортно, поскольку мокрый от пота комбинезон прилип к телу.
В воздухе ощущается запах моря, керосина и горелого мазута.
— Коптит наш корабль, — заметил Николай.
— Согласен. Что думаешь? — спросил я, становясь на стремянку.
— Не знаю. Что-то новенькое придумали американцы. Может, ракету какую пустили, а она не долетела?
— Может, — ответил я, но сам понимал, что не в ракете дело.
Подсветив фонариком журнал, расписался в нём и направился к надстройке. Ребров уже звал на разбор, но позади меня уже кто-то быстро догонял.
— Сергей Сергеевич, у меня к вам разговор, — позвал меня Ветров.
— Вы не говорили, что