в руках и вернул, как будто невредимым, но… Едва только демонстрация началась, я с ужасом понял, что всё идёт не по плану. Сбывался самый страшный мой кошмар, сбывался наяву, — Блондо обессиленно уронил руки на колени, обтянутые шёлковым халатом, — Сколько бы я ни фокусировал линзы, N-лучи не просветить заготовленные образцы. Что там сталь и свинец, оно с трудом пробивалось сквозь бумажный лист! Кисейный платок стал для него непреодолимой преградой! Я судорожно пытался настроить фокусировку, но тщетно. В зале начали недоумённо шушукаться. Господин Анри Мари Булей, мой поручитель и патрон, сидел красный в своей ложе как рак. Мне и самому сделалось не по себе. Покрывшись ледяным потом, я предложил перейти к демонстрации с живыми объектами, уверенный, что смогу взять реванш. Увы мне! Лучи, способные умертвить одним импульсом даже африканского слона, оказались неспособны справиться с обычной лабораторной лягушкой. Несчастная гадина лишь недоумённо квакала всякий раз, когда я к ней подступался, всякий раз вызывая в зале отчётливый смех. И громче всех смеялся мой мучитель, Роберт Вуд. Тогда я ещё не знал, что это он услужил мне. Незаметно для всех нас он изъял из спектрографа одну из важнейших его деталей — алюминиевую призму особой формы. Без неё мои N-лучи обладали не большей силой, чем те, которые мальчишка, забавляясь, пускает зеркальцем. Я был раздавлен, я был совершенно уничтожен, а Роберт Вуд хохотал, не скрываясь. О, попался бы он мне сейчас!..

Блондло задрожал от ярости.

— Сперва я хотел спалить его дотла, опалив кожу, высушив внутренности, превратив кости в пыль, в золу, в тлен… Потом я думал выкачать из него весь воздух или заставить клетки его тела мучительно погибать. Но нет, всё это будет слишком легко. Я сделаю иначе. Направленным излучением я создам полдюжины агрессивных сарком в его потрохах, злых как гиены и необычайно быстро прогрессирующих. Он издохнет у меня на глазах, захлёбываясь кровью, в конвульсиях, когда они примутся терзать его изнутри, разрывая на части!

— Значит, вам так и не удалось пожать причитающиеся лавры? — осведомился Ледбитер, пряча в бороде усмешку.

Блондло зло дёрнул подбородком.

— Лавры? Тот день стал днём моего позора. Вчерашние коллеги, ещё недавно гордые пожать мне руку, теперь зубоскалили у меня за спиной, величая не иначе как профессором N-ullite[97] и доктором N-ougat[98]. Научные журналы, заготовившие передовицы для моего триумфа, теперь не скрываясь именовали меня зарвавшимся фальсификатором, а мои лучи — премилой забавой, которая высосала из правительственных ассигнований изрядную сумму. Академия наук без лишнего шума отобрала у меня премию Леконта, а её президент, Анри Мари Бюлей, с того дня проходил мимо меня, точно мимо пустого места, не удостаивая даже взглядом.

— Незавидная участь, — пробормотал Лэйд, — Таких деталей я не знал. Знал только то, что после неудавшейся демонстрации вы поспешно собрали чемоданы и убыли, разгромив собственную лабораторию и оставив несколько записок крайне невежливого содержания в адрес своих бывших коллег и благодетелей.

Кажется, Блондло немного смутился.

— Я не помню, как покинул Францию, — признался он, — У меня был жестокий приступ мозговой горячки. Я рвался прочь, мечтая лишь об одном — оказаться подальше от оглушающей, стрекочущей всеми своими поршнями, цивилизации, чтоб в тишине и спокойствии вновь взяться за дело. Я даже не помню, как брал билет в порту, кажется, я просто ткнул рукой в первый попавшийся. Я отбыл из Дюнкерка не имея ни плана действий, ни направления, одни только рабочие записи и пыл, не угасший в моём сердце!

Лэйд понимающе кивнул.

— Дайте угадаю, что последовало за этим. Едва только вы прибыли в Новый Бангор, ваша работа стала необычайно спориться. Научные эксперименты демонстрировали самые превосходные результаты, мало того, ваши злосчастные лучи оказались в тысячу раз эффективнее, чем вы думали.

Блондло неуверенно шевельнул головой.

— Но откуда вы…

Да, подумал Лэйд, это в духе Левиафана.

Обнаружив в человеческой душе свежую рану, он обыкновенно внимательнейшим образом её изучает. Не из милосердия — чудовищам вроде него незнакомо это чувство — из одного лишь неутомимого любопытства. Иногда он исполняет желания таких чудаков, чьи раны неизлечимы.

И происходит чудо.

Изобретения, которые не могут работать, не должны работать, не в силах работать, чтобы не нарушить фундаментальные законы вселенной, вдруг принимаются непринуждённо функционировать, вращая шестерни или генерируя странные излучения. Чёрт, подумал Лэйд, я видел здесь уже по меньшей мере три вечных двигателя, и все три были удручающе работоспособны… Один из них, купленный на рынке за шиллинг и три пенса, уже полгода стоит у Скара Торвальдсона в кабинете, перемешивая веерообразными лопастями спёкшийся от жары воздух на манер вентилятора, но Скар не видит в этом ничего странного, для него это вполне в порядке вещей. Старый добрый Скар… Непревзойдённый спорщик, надёжный партнёр по Хейвудскому Тресту и превосходный собутыльник, он имел лишь один недостаток — не существовал в объективной реальности.

Об этом нельзя забывать. Он не человек в полном смысле этого слова, он — один из восковых болванчиков, которых Левиафан лепит от скуки, населяя ими свои владения. Беда только в том, что этот болванчик выглядел на порядок разумнее, умнее и человечнее, чем любой из этих семерых, сидящих за столом, подумал Лэйд, ощущая подступающую к горлу тоску с горьковатым миндальным привкусом.

— Если ваше изобретение завершено, отчего бы вам не вернуться на вашу неблагодарную родину? — осведомился он вслух, — Не пожать небывалый триумф, не опозорить жалких скептиков?

Плечи Блондло немного поникли. Он уже, верно, пытался, подумал Лэйд. Как пытались в своё время мы все. Левиафан может исполнить твою мечту — иногда самым паршивым для тебя образом — но он не позволит тебе убраться прочь, прежде чем наиграется всласть…

— Я… Исследования потребовали больше времени, чем мне думалось. Надо было проверить излучение во всём спектре, так сказать, определить порог интерференции, выявить амплитуду волны… Рутинная работа, но я должен был довести её до конца.

— И вы решили приступить к полевым испытаниям? — не без язвительности уточнил Лэйд, — Потому и подвизались в том же ремесле, что и здесь присутствующие? Кроме того, начали брать плату за свои маленькие услуги?

Тонкие пальцы Блондло прошлись коротким нервным арпеджио по столешнице.

— Мне было необходимо финансирование для дальнейшей работы! — огрызнулся он, на мгновенье ослепив Лэйда блеском своих треклятых линз, — Что мне прикажете делать, работать на плантациях сахарного тростника? Чёрт побери, имея в своём распоряжении такое мощное средство, как N-лучи, я владею колоссальным преимуществом перед вами, самопровозглашёнными жрецами, демонологами и оккультистами! Моя сила дарована мне не предрассудками, но наукой! В этом городе отчаянно много иллюзий и странных оптических эффектов, N-лучи рассеивают их без следа. Я всегда нахожу утерянное,