– Ты не боялся? – Марта посмотрела на Джонни.

– Конечно, боялся, – учтиво ответил он. – Не слушай тех, кто говорит, что не боялся. Но подобные конфликты на расстоянии кажутся страшнее, чем вблизи, когда ты в их гуще.

Марта улыбнулась:

– Ты говоришь прямо как папа.

– Как там Курдистан? – спросил Джонни, обернувшись к Хансу.

– Хуже, чем когда-либо. Помню, однажды на оккупированных территориях Палестины нас посетили норвежские парламентарии. «Так продолжаться не может», – сказали они, увидев, как обращаются с палестинцами. Они не представляли себе, как функционирует регион, ведь так продолжалось шесть десятков лет. А теперь прескверно в курдских районах. Джихадисты захватывают территории. Запад держится в стороне, храбрые курды – единственные, кто стоит между халифатом от Дамаска до Басры, который поддерживает Турция. Джихадисты обстреляли из орудий родильное отделение, мы едва успели спрятать детей в укрытие. – Ханс устало улыбнулся. – Но довольно об этом. Может, поедим?

Под хрустальными люстрами вдоль стен столовой стояли сервант из темного лакированного красного дерева и мягкие стулья с вышитыми плюшевыми сиденьями.

Марта и Ханс принесли блюда с треской и печеночным паштетом, отварную картошку и масло с петрушкой, разлили по большим стаканам для молока дешевое чилийское красное вино. Муж Марты молча сидел у торца стола.

Марта, явно взяв на себя роль хозяйки, похвасталась, что у Ивана скоро состоится выставка в городской галерее, но Ханс с другого конца перебил ее, кашлянув:

– Прежде всего я должен довести до вашего сведения печальную новость. Мне только что сообщили о кончине Юхана Грига. Почти все мы знали его, хоть и в разной степени.

– Юхан? Умер? – глухо произнесла Саша.

– Надпочечники отказали, – продолжал Ханс. – Он давно хворал и вчера вечером случился приступ. Бедняга не успел найти свой антидот.

Джонни быстро взглянул на Сашу. Она сидела, открыв рот.

– Помянем Юхана. – Ханс поднял стакан. – Добрый друг, отличный мужик и издатель. Он прожил долгую и хорошую жизнь.

– За Юхана, – тихо повторили все.

Некоторое время царило молчание.

– Превосходная рыба, папа, – сказала Марта, остальные кивнули.

Ханс тотчас начал рассказывать о сетном лове, о хитростях, каким научился в юности на Лофотенах и в бытность врачом в Северной Норвегии в семидесятые годы.

– Вера была родом из тех мест. – Ханс посмотрел на Сашу. – Но у нее было сложное отношение к ним. Ни Улав, ни ты, верно, тоже особо там не бывали?

Джонни заметил, что Саша неловко заерзала на стуле.

– Ты встречал… – Она помолчала и докончила: – …ты встречал там много людей, которые знали бабушку?

– Меньше, чем можно подумать, – сказал Ханс. – Жизнь там была тяжкая, многие рано умирали или уезжали. После войны лофотенские поселки на океане обезлюдели.

– Но кто-то ведь ее помнил?

Ханс налил еще вина.

– Ты знаешь доктора Шульца? – Не получив ответа, Ханс продолжил: – Шульц был пионером, человеком с призванием, легендарным окружным врачом, который вырос в культурно-радикальном ословском обществе, но покинул его, чтобы помогать рыбакам и простому народу на севере. Он был образцом для меня и для многих радикально настроенных общественных медиков моего поколения.

– Откуда он знал Веру?

– Он лечил ее в больнице в Гравдале, когда она в детстве болела полиомиелитом.

– Бабушка всю жизнь приволакивала ногу, – сказала Саша, и Джонни заметил, что она растрогана. – Но умела это скрывать.

– Доктор Шульц и его жена, учительница, быстро заметили бабушкину одаренность. И позаботились о ней. Знакомили с книгами, настояли, чтобы она закончила среднюю школу, хотя ее мать и возражала. Они помогли ей уехать на юг. И опекали ее, когда она после кораблекрушения приехала на Лофотены.

Глянув через стол, Джонни заметил Сашино любопытство.

– В войну Вера жила у них?

– Да, по-моему, время от времени. Но все это я рассказывал Улаву, и не раз, только ему вроде как было неинтересно.

– А вот мне интересно, – сказала Саша. – Мне хочется рассказать эту историю на конференции.

– Ага, – кивнул Ханс. – Значит, вот почему ты копаешься в здешних архивах?

Прежде чем Саша успела ответить, по насквозь продуваемому дому разнесся крик:

– Ханс!

Сюнне вышла из-за стола посмотреть, как там малыш Пер. И сейчас стояла у перил крутой лестницы, с ребенком на руках, все видели в дверь ее лицо. Вид у нее был раздосадованный.

– Пер не спит. Теперь твоя очередь.

– Пускай полежит-поплачет, а ты выпей с нами стаканчик вина, дорогая, – крикнул Ханс.

Сюнне не поддалась на его чары.

– Я же кормлю, – раздраженно сказала она.

– И ты не хуже меня знаешь, что норвежские рекомендации по грудному вскармливанию составлены священниками и моралистами, Сюнне. Стакан вина и тебе, и ребенку пойдет только на пользу!

Выше этажом громко хлопнула дверь.

– Научила б ты ее каким-нибудь хитростям, Марта, – вздохнул Ханс. – Ты-то с первой минуты полностью держала своих мальчишек под контролем.

Марта тряхнула головой. У нее был синдром, свойственный очень красивым женщинам: она явно привыкла, что на любое ее слово мужчины немедля согласно кивают, что при ее появлении повсюду меняется настрой. Она не привыкла прилагать усилия, чтобы привлечь внимание, и спокойная сила Саши – менее импульсивной и броской – притягивала Джонни куда больше.

Ханс нехотя поплелся вверх по лестнице.

Марта налила всем вина, отпила глоток. И спросила:

– Ты уничтожила Верино завещание, Саша?

За столом настала тишина, нарушаемая только звяканьем столовых приборов и легким стуком капель по стеклу, снова начался дождь.

– О чем ты говоришь?

– Папа рассказывал мне, что в семидесятые годы Вера работала здесь над рукописью, которая была конфискована и уничтожена.

– Ты определенно знаешь куда больше меня, – резко сказала Саша, – и я буду рада любой подсказке насчет того, где находится завещание. Потому что я понятия не имею.

– Вам Верино завещание невыгодно, – продолжала Марта. – Папа не хочет конфликтовать и ни в коем случае не станет портить настроение, когда ты здесь, но фактически Вера конкретно кое-что обещала ему перед тем, как… – Марта сделала паузу и процитировала: – …«покончила с собой».

Саша побледнела.

– Это уже за пределами всякой порядочности, – сказала она, подавляя злость. – Бабушку нашла я. Полиция провела дознание.

– Вера обещала папе вернуть нам эту усадьбу, – ответила Марта, – а вдобавок оставить крупную сумму денег. Но было что-то еще. Не для телефонного разговора.

– Джонни, – позвал с лестницы Ханс Фалк. – Мальчонка крепко спит. Я хочу кое-что тебе показать.

На стенах лестничной площадки висели литографии Тулуз-Лотрека, полка с зачитанными детективами и акварель с изображением «Принцессы Рагнхильд».

– Вот ты где! – послышался за спиной голос Ханса, мягкий и