все, что усиливает наши переговорные позиции, без определенности со статусом НКР? Мы сразу лишились бы тех преимуществ, которые послужили основой для соглашения по прекращению огня, и никто не мог бы гарантировать, что военные действия не возобновятся.

О пресс-конференции я узнал из прессы. Выступление Тер-Петросяна меня не удивило. Я знал, что он готов пойти на неприемлемые уступки. Но что меня поразило, так это его аргументы. Заявить жителям Армении, что они плохо живут из-за Карабаха, и призвать их отказаться от него?

На следующий день после пресс-конференции я встретился с Тер-Петросяном и высказал свое мнение, причем в довольно резкой форме:

– Левон, лучше откажись от этой идеи. Никакого компромисса здесь быть не может. То, что ты предлагаешь, – это сдача Карабаха! Я приехал сюда не для того, чтобы вместе с тобой сдать Карабах!

– Это мое мнение, и я вправе открыто о нем говорить – ответил он.

Так постепенно нараставшее между нами в последние месяцы напряжение перешло в открытый конфликт. Это произошло не впервые. Еще в военные годы, когда речь шла о сдаче Кельбаджара, у нас с Тер-Петросяном возникли разногласия, но тогда они не стали публичными. Как и тогда, это еще был не конфликт личностей, а скорее конфликт подходов к решению сложной проблемы. Один предлагал избавиться от нее, сбросить с себя эту тяжелую ношу, а другой считал, что хотя ноша и тяжела, но мы взвалили этот груз себе на плечи и надо иметь мужество идти с ним до конца – до тех пор, пока это возможно. Тер-Петросяну казалось, что это всё – дальше уже некуда. Я же считал, что есть еще масса неиспользованных возможностей и мы должны попытаться их реализовать. Я видел, насколько неэффективно работает правительство, насколько неэффективно выстроены в стране очень многие процессы, и был уверен, что это можно изменить.

Пресс-конференция взбудоражила Армению – и общество, и властные структуры – и ярко высветила разницу во взглядах на карабахский вопрос. Однако пожар из искры этого противоречия разгорелся не сразу, мы продолжали общаться, стараясь не усугублять конфликт. Тем более что речь шла лишь об озвученном подходе к урегулированию. Мы, конечно, обсуждали возникшую проблему между собой – в правительстве были люди, разделявшие мою точку зрения, были и те, кто принял сторону президента.

Тер-Петросяна активно поддержал АОД – партию, лидером которой, по сути, он оставался. Конечно, когда он стал президентом, руководитель формально сменился, но фактическое лидерство Тер-Петросяна в партии продолжилось. Члены правления АОДа стали активно транслировать точку зрения президента. Поддержал его и Вано Сирадегян[83], тогда один из самых влиятельных людей Армении, очень эмоциональная и колоритная личность. Филолог по образованию, в прошлом он был писателем и журналистом. Когда возникло карабахское движение, стал членом комитета «Карабах», позднее возглавил МВД Армении. Осенью 1997 года он занимал должность мэра Еревана. Министром внутренних дел он стал в период хаоса, когда отношение к милиции испортилось настолько, что идти туда работать никто не хотел, люди даже боялись надевать милицейскую форму. Появилось множество военизированных формирований – какие-то движения, отряды самообороны, вооруженные группировки. На посту министра Вано Сирадегян сумел навести порядок и восстановить уважение к милиции, но, восстановив, сам стал проблемой. Классическая ситуация, когда, побеждая преступность, человек теряет внутренний стержень, начинает считать себя выше закона и в итоге сам становится преступником. Когда в Армении прошла серия политических убийств, мало кто сомневался в его прямой к ним причастности. Позже Сирадегян сбежал от следствия и по сей день находится в розыске.

Председатель парламента Бабкен Араркцян как мог пытался сгладить ситуацию. Он не выражал какой-то активной поддержки Тер-Петросяну, но в том, что будет с ним заодно, я не сомневался.

У меня все еще оставалась надежда, что президент не пойдет на практическую реализацию плана ОБСЕ, найдет способ от него уклониться. Я знал, что Тер-Петросян очень упрям: если он принял решение, то отговорить его будет крайне тяжело. Но я ведь тоже упрямый! Попытался убедить его цифрами:

– Ты посмотри: я всего несколько месяцев занимаюсь экономикой – и уже хорошие результаты, виден прогресс!

– Это всё временно, просто у нас база была низкая, а дальше – начнется спад, – ответил он.

– Да, я понимаю твои опасения. Но давай попробуем! Давай сделаем все от нас зависящее, и, если не получится, я тогда сам первый к тебе присоединюсь. Левон, да, у нас масса внутренних проблем, но мы сами их создали! Я вижу колоссальные ресурсы для развития, которые мы просто не используем! Проблема-то в нас! А твоя постановка вопроса опасна еще и тем, что делит армянское общество. Нельзя сталкивать одну часть нашего народа с другой! Даже если ты так думаешь, не стоит об этом говорить. Представь: у тебя трое детей, и у одного из них проблемы со здоровьем. И ты говоришь всем троим: вы будете плохо жить, пока вот этот у нас болеет, потому что мне придется тратиться на его лечение. Точно так же ты поступаешь сейчас с Карабахом!

Мои уговоры были тщетны. Через некоторое время, 1 ноября, Тер-Петросян опубликовал статью «Война или мир. Время серьезных решений», где призывал пойти на уступки, пока не поздно – выбрать между плохим и очень плохим. Он настаивал, что в условиях конфликта и блокады Армения не сможет развиваться. После этой статьи развернулась всеобщая публичная дискуссия, и тема карабахского урегулирования оставалась ключевой всю осень 1997 года.

Было очевидно, что Тер-Петросян для себя все решил и активно готовит общественное мнение. Подконтрольные властям СМИ целенаправленно транслировали его точку зрения. Однако соцопросы говорили совершенно другое. Если до пресс-конференции они показывали, что людей больше всего волнует безработица и прочие социальные вопросы, а Карабах для них стоит где-то на четвертом или пятом месте, то после выступлений президента озабоченность проблемой карабахского урегулирования вышла на первый план. Такова особенность национального менталитета – когда нет прямой угрозы, вопрос уходит из зоны внимания. Как только появляется опасность – происходит молниеносная консолидация всего общества.

Почему Тер-Петросян пошел на этот шаг? Думаю, он был искренен. Видимо, он действительно верил, что другого пути нет. В какой-то момент ему показалось, что Карабах – это неподъемный груз для Армении и страна не может оставаться заложником этой проблемы. Такие настроения у него проскальзывали и раньше, хотя он и стал президентом на волне карабахского движения. Объяснить тяжелую ситуацию в стране проблемой Карабаха было гораздо проще, чем признать, что дела идут плохо из-за неэффективного управления и что у тебя самого что-то не получается. Люди склонны подсознательно искать внешнюю причину, объясняющую собственные неудачи. Это отчасти помогает им