для меня решением стал отказ от ваучерной приватизации – в бюджет от нее почти ничего не поступало. Сама идея такой приватизации, казалось бы, исходила из справедливого мотива: дать всем гражданам Армении равные возможности стать собственниками приватизируемых объектов. Но на практике благие намерения обернулись разрушительными для экономики последствиями. Тяжелейшая социальная ситуация в стране привела к тому, что люди сразу же продавали свои ваучеры во много раз дешевле их номинальной цены, чтобы получить хоть какие-то деньги. Скупали же их директора предприятий, чиновники, бывшие цеховики, активисты АОДа – словом, те, кто обладал средствами, то есть имел доступ к государственной кормушке. Таким образом значительная часть предприятий ушла за бесценок в собственность небольшой группе людей, а идея народного капитализма потерпела полное фиаско.

Энергетический кризис и проблема транспортных коммуникаций с внешним миром довершили разрушение заметной части унаследованного от СССР промышленного потенциала. Новые собственники, не видя перспектив, зачастую просто раскулачивали свои предприятия, продавая станки и оборудование за пределы Армении. Процесс приватизации был настолько скомпрометирован, что мы привлекли компанию Merrill Lynch для организации международного тендера по продаже нескольких предприятий и отелей. Так нам удалось продать Ереванский коньячный завод, отели «Армения» и «Ани», государственную долю в телекоммуникационной компании «АрменТел», причем все покупатели несли обязательства по развитию приобретаемых активов. Такая приватизация наконец стала приносить реальные деньги, в которых правительство отчаянно нуждалось: инфраструктура страны разваливалась в полном смысле этого слова.

Одним из самых трудных решений оказался переход к адресной социальной политике: полный отказ от всех социальных субсидий в пользу помощи конкретным нуждающимся. Мы первыми в СНГ провели монетизацию социальной политики, ввели семейное пособие, для чего пришлось разработать методику определения нуждающихся семей и наладить их учет. Парламент решение поддержал, и мы начали срочно претворять его в жизнь.

Надо сказать, что все, о чем изначально договаривались с председателем парламента, он выполнил полностью и сложностей с парламентской поддержкой у меня не возникло. Правда, небольшой конфликт в самом начале все же произошел. Новый премьер-министр должен представить парламенту новую программу правительства. А какую программу я мог представить? Я ведь только-только возглавил правительство и еще мало что знал про экономику Армении. Никакой программы у меня не было. Естественно, я отказался, настаивая, что поменялся лишь премьер, а не правительство целиком. Данный пункт в конституции формулировался нечетко и действительно позволял разные интерпретации, вот я и настаивал, что вовсе не обязан это делать. В итоге, после долгих споров, в парламент я так и не пошел.

Вообще с парламентом я выстроил нестандартные отношения. В словесные баталии с депутатами никогда не вступал, на трибуну парламента не поднимался. Это казалось необычным: раньше депутаты всегда напрямую задавали свои вопросы премьеру и тот сам на них отвечал. Я же изменил подход: любой вопрос кивком переадресовывал министру, ответственному за ту область, которой касался вопрос, и тот уже выступал с разъяснениями. Я понимал, что многим в парламенте это не нравится, но счел необходимым увеличить дистанцию между премьером и депутатами. Их сто тридцать человек, а я один, и мне не хотелось, чтобы каждый из них мог поднять меня на трибуну. Во-первых, я не очень словоохотлив, а во-вторых, это плохо сказалось бы на моем авторитете. Если сегодня депутат чувствует себя праве бодаться со мной в парламенте, то завтра он посчитает, что может требовать у меня личных преференций.

Энергетика страны доставляла мне ежедневную головную боль. После восстановления второго энергоблока АЭС Армения постепенно выходила из энергетического кризиса, но финансовое состояние энергетической отрасли ухудшалось с каждым днем. Собираемость платежей за газ и электричество оставалась настолько низкой, что долг перед поставщиками газа рос прямо на глазах. Цепочка неплатежей между хозяйствующими субъектами охватила всю экономику. Газ и электроэнергию воровали все, кто имел хоть малейшую возможность это делать. В последние дни каждого месяца премьеру приходилось лично контролировать сбор денег за потраченный газ и договариваться с поставщиками, чтобы газ не отключали, – ненормальная, угнетающая и изматывающая ситуация. Требовалась передышка, пауза в этом замкнутом порочном круге, которая позволила бы привести в порядок энергетику страны. Предложили Газпрому и компании «Итера» создать на базе газотранспортной сети Армении совместное предприятие, в котором Газпром и «Итера» свою долю оплачивают поставками газа. Помню встречу и непростые переговоры с главой Газпрома Рэмом Вяхиревым в Ереване. У нас с ним сразу возник контакт, и нам в итоге удалось договориться. С этих договоренностей начался непростой процесс оздоровления энергетической отрасли.

Мне пришлось одновременно решать колоссальное количество самых разных задач. Я на ходу изучал Армению, ездил по регионам, выясняя, где и что можно сделать для развития экономики страны. Параллельно присматривался к людям в правительстве, пытаясь понять, кто из них чего стоит.

Помню, как меня тогда поразила ситуация в Гюмри, Спитаке и Ванадзоре. Поразила озлобленностью людей и полным пренебрежением властей к сложившейся там крайне тяжелой социально-экономической ситуации. Я не предполагал, что спустя девять лет после землетрясения увижу все еще разрушенные города. Первой была поездка в Гюмри, где меня приняли на удивление хорошо, но уехал я оттуда с тяжелым чувством. По пути в Ереван, в машине, решил, что восстановление зоны бедствия станет для меня делом чести.

В довершение всех сложностей, как я и предвидел, мне очень мешало слабое знание армянского языка. Просмотр огромного количества разнообразных документов поглощал массу времени – читал по-армянски все еще очень медленно. Причем я относился к тому типу людей, кто воспринимает информацию гораздо лучше через чтение – глазами; так было и в школе, и в институте. На экзаменах всегда мог для себя визуально воссоздать нужную страницу учебника. А тут я оказался в ситуации, где мой наиболее сильный канал восприятия не работал.

Я ограничил представляемые мне записки и презентации двумя страницами. Начал проводить у себя больше устных обсуждений разнообразных вопросов, выслушивать аргументы за и против, принимать решения. Так через простые управленческие меры нашел способ компенсации моего слабого места. Через пару месяцев я почувствовал, что интенсивное использование армянского языка дает хороший эффект и мне постепенно становится все легче и легче. А больше всего обрадовался, когда понял, что здорово натренировал и улучшил свое слуховое восприятие. Сейчас этот канал для меня стал очень важным: в машинах, в самолетах, в тренажерном зале, во время прогулок у меня всегда в ушах наушники – аудиоверсии чуть ли не всего контента сейчас доступны и в онлайне, и в офлайне.

Первые ощутимые результаты моей работы появились уже через два-три месяца, а через пять месяцев произошел качественный сдвиг. Я пришел в марте,